Она даже терпела пианиста Ференца Листа. На его обрамленном непокорными локонами лице было написано циничное сатанинское выражение, и, сыграв бравурный туш на ногтях ее пальцев, как на клавишах фортепиано, он со своей дирижерской палочкой забрался ей в ухо и начал исполнять симфонию.

— Достаточно! — скомандовала она. Драматические звуковые волны вызывали у нее нешуточную головную боль. — Не путай мои барабанные перепонки с какими-то старыми барабанами! И если мне будет позволено поинтересоваться, месье, для кого вы исполняете столь грандиозную симфонию?

«Для Кира, — эхом прозвучал ответ в ее голове, — супруга твоей ненаглядной Симоны».

Персия

1901 год

Я готовлюсь к возвращению моего супруга из города. Я собираюсь сделать именно то, от чего меня предостерегала Пирл, повитуха. Я намерена выглядеть интригующе и загадочно. Я хочу доказать Киру, что его беременная жена может стать еще более желанной.

Сегодня ночью я стану его личной куртизанкой. Я роюсь в сундуке матери, перебирая наряды, каждый из которых имеет свою histoire, историю, озаряющую триумфальным отблеском ее жизнь. Я надеваю юбку из чесучи, домашние туфли на высоких каблуках и кружевной корсет. Я намереваюсь соблазнить только одного мужчину, поэтому воздаю должное вселенной мадам Габриэль и Франсуазы на расстоянии.

Франсуаза обожает устраивать драматическое представление из собственного выхода из сверкающего ландо у ресторана «Максим». Под перезвон церковных колоколов, когда под золотистыми лучами солнца искрится рябь на воде Сены. Холеные лошади вычищены, экипажи надраены до блеска, платья отутюжены, лица напудрены. С волосами, уложенными в высокую прическу, напоминающую букет роз, Франсуаза обводит взглядом собравшуюся вокруг ее экипажа толпу. Ее сопровождает граф Жак Сари из Бордо, который так увлеченно покусывает ее за мочки ушей, что во время их романа их нужно было смазывать змеиной мазью[29]. Она приподнимает свои юбки из чесучи, приоткрывая точеную лодыжку. Точно зная расстояние между ступенькой экипажа и тротуаром, она аккуратно ставит ножку в туфле-лодочке с бриллиантовой пряжкой на брусчатку. И, прежде чем ее поклонники успевают насладиться созерцанием обнаженной лодыжки, их внимание приковывает к себе вторая ножка, появляющаяся из-под нарочно приподнятых еще выше нижних юбок, чтобы продемонстрировать соблазнительные бедра, обрамленные кружевными подвязками.

Я вдеваю в накрашенные румянами мочки ушей серьги с жемчугами, а на обнаженные плечи набрасываю шелковую накидку. Мои желто-зеленые глаза сияют, веснушки горят огнем от предвкушения. Я расстегиваю крошечные перламутровые пуговки спереди корсета, чтобы обнажить свой славный животик.

Куртизанка Кира носит его ребенка. Я отказалась принять подарки, которые при расставании хотела подарить мне мать: кольцо с изумрудом в десять карат, подаренное ей отцом перед тем, как он сбежал от нее с дешевой кокоткой, расчески из панциря черепахи, украшенные перьями маски, которые она надевала на ежегодные званые вечера на масленицу, эмалевые браслеты, которые так шли к ее серым глазам, знаменовавшие ее грандиозное появление в «Кафе де ля Пэ». Они предназначены для нее и на ней смотрятся лучше. А здесь ювелирные украшения нужны только для того, чтобы вводить в соблазн воров.

Разумеется, мы не собираемся вечно жить в горах. Настанет день, когда нам с Киром будет принадлежать роскошный особняк на Шемиранских холмах. С порталом, украшенным позолотой, дверью, обитой кованым серебром. А о прибытии гостей будет возвещать звонкий колокольчик. Мы будем устраивать роскошные званые вечера и пригласим из Парижа маму и бабушку. Сомелье будут разносить вина в хрустальных бокалах, а метрдотели станут раздавать крошечные, на один зуб, деликатесы из фаршированных грибов и слоеных трубочек с черной икрой. Мой сын будет стоять рядом со мной, а я стану вести себя так, как подобает наследнице великих женщин, глядя сверху вниз на Ягхут, которая презирала и недолюбливала меня.

Я иду в кухню и проверяю запеканку из риса, овощей и маринованной бараньей ноги, которая готовится на плите. Кир еще никогда так не задерживался. В голове роятся тревожные мысли. Впервые за все время нашего супружества вчера ночью Кир лег спать раньше меня. Неужели он все еще сердится на меня? А ведь это мне следует обижаться. Неужели он замешан в чем-то незаконном? Что же он делал здесь вчера? Подхватив юбки, я в нетерпении расхаживаю по дому, стараясь подавить желание начать выдвигать ящики комода, перелистывать книги, переставлять безделушки на каминной полке — словом, заняться чем угодно, что поможет мне отвлечься.

Надев платье Франсуазы, накрасив губы и мочки ушей, я сворачиваюсь клубочком на матрасе в углу и жду Кира.

Париж

Август 1900 года

— Ювелир-перс непременно привезет браслет из красных бриллиантов, — заговорщически прошептал Альфонс, отыскивая глазами Симону. — А известно тебе, что о красных бриллиантах слагают легенды? Ты мне не веришь, не так ли? Тогда взгляни на замок и нашу долину. Одно упоминание о них приводит к перемене погоды, влияет на поведение животных и настроение всех и каждого — кроме тебя. — И тогда он предложил, чтобы она для разнообразия, скажем так, заказала у белошвейки платье. — Пусть оно будет таким женственным, какое ты только можешь заставить себя надеть, дорогая моя. — И, призвав на помощь все свое красноречие и стараясь выглядеть как можно убедительнее, он добавил: — Есть еще кое-что, чего я не могу открыть тебе в отношении месье: например, он приедет сюда не только для того, чтобы продать бриллианты.

С того самого дня на прошлой неделе, когда роскошный экипаж с задернутыми занавесками и золотыми украшениями доставил ее бабушку из президентского дворца и она, выйдя из него в элегантном гарнитуре из рубинов, исчезла в своей спальне, Симона с каким-то отстраненным интересом следила за разворачивающейся на ее глазах драмой. Ей стало известно, что за одну-единственную ночь мадам Габриэль сумела превратить шаха из довольно-таки нерешительного человека в исполненного уверенности владыку, которому даже хватило смелости противостоять натиску своего визиря А тут еще Альфонс прямо-таки искрился воодушевлением по поводу предстоящего визита какого-то ювелира.

— С каких это пор покупка драгоценностей стала здесь таким событием? — поинтересовалась девушка.

— Дело не в покупке, мадемуазель, а в том джентльмене, который вверг женщин в такое состояние, — ответил Альфонс, наморщив лоб. — На твоем месте я бы тоже обратил на него внимание. Вышеупомянутый господин родом из моей страны, где мужчины славятся обаянием и привязанностью к своим женщинам. — На самом деле Альфонс вовсе не был так уж уверен в лояльности персов. В свое время ему довелось иметь дело с жестокими мужчинами, настоящими животными, которых он был готов задушить собственными руками. Но встречались и исключения. Ювелир вполне может оказаться достойным Симоны.