– Нужно бежать! – Рид схватил меня за руки и рывком поднял.

Нас уже окружили люди с самодельным оружием. Вилы. Молотки. В полных ненависти глазах селян сверкал огонь. Они собрались вокруг, возвышаясь надо мной, и их крики эхом разносились сквозь туман, который постепенно окутывал мой разум.

Ведьма!

Держи ее!

Шассеров сюда!

Мои руки и ноги отяжелели. Я со стоном оперлась на Рида, шатаясь и очень надеясь, что он не позволит мне упасть. Рид не подвел. Я приглушенно выдавила:

– У меня болит спина.

Он ничего не ответил, а вместо этого вырвал у меня балисарду и замахнулся ею на противников, расчищая нам путь. Мир поплыл у меня перед глазами – приятно, успокаивающе, как бывает перед сном, когда ускользают мысли.

Мне почудилось, или в толпе показался Клод? На задворках разума промелькнула смутная мысль о том, что я, возможно, горю. Но это осознание было тихим, далеким, а поистине был важен лишь Рид, который стоял совсем рядом и обнимал меня…

– Лу.

Его глаза возникли прямо передо мной – широко распахнутые, встревоженные, бесконечно синие. Вот только… их вроде должно было быть не четыре? Я хохотнула, хотя смех вышел хриплым, и потянулась разгладить морщинку у него на переносице. Рид поймал меня за руки. Его голос звучал то четко, то неразборчиво.

– Не теряй сознание… назад в лагерь… шассеры… уже идут.

Идут.

Я иду за тобой, дорогая.

Страх ударил меня под дых, и мой смех резко стих. Дрожа, я попыталась обхватить Рида за пояс, но руки не слушались. Они безвольно повисли, тяжелые и бесполезные, и я просто рухнула на него.

– Она идет за мной, Рид.

Смутно чувствуя, как он поднимает меня на ноги и что-то ободрительно шепчет мне на ухо, я попыталась собраться с суматошными мыслями и прогнать прочь тени, которые плясали перед глазами.

Вот только тени обычно не белые, а эта тень была ослепляющей, точно раскаленной добела. Она вспорола мне горло и стала жадно пить мою кровь…

– Я больше не позволю ей тебе навредить.

– Мне очень хотелось бы быть твоей женой.

Он застыл, услышав мое неожиданное признание, но я уже забыла, что сказала. В последний раз сонно вдохнув аромат сосен, дыма и Рида, я скользнула во тьму.

Лу

Я очнулась и тут же услышала чей-то спор. Спина уже прошла, будто по волшебству, но в груди все равно было тяжко, тесно. Ощутив на языке мед, я едва заметила другой привкус, острый и медный, скрытый за приторной сладостью. Мне стоило бы устыдиться, но от усталости ни на что, кроме безразличия, я оказалась неспособна. Поэтому глаза сразу же открывать не стала, а вместо этого предпочла притвориться спящей и полежать так еще немного, наслаждаясь свежестью воздуха.

Меня положили на живот, и ночной воздух ласкал мне спину. Обнаженную спину. Я едва не рассмеялась и этим чуть не выдала себя с головой.

Эти сумасшедшие распороли мне рубашку.

– Почему не выходит? – рявкнул Рид. Горячей ладонью он стиснул мне пальцы. – Разве ей не пора уже очнуться?

– Разуй глаза, Диггори, – огрызнулась Коко. – Ее ожоги исцелились, это очевидно. Нужно время, чтобы зажили и внутренние повреждения.

– Что за внутренние повреждения?

Я представила, как краснеет его лицо.

Коко раздраженно вздохнула.

– Физически невозможно сдвинуть нож, не говоря уже о том, чтобы его бросить, с помощью воздуха из одних только легких. Лу также извлекла воздух из своей крови, из тканей…

– Что? – переспросил Рид тихо. Опасно, обманчиво тихо. Но этим свой гнев скрыть не смог – он так вцепился мне в пальцы, что едва их не сломал. – Она ведь могла от этого умереть.

– Всему своя цена.

Рид насмешливо фыркнул. Так незнакомо и неприятно.

– Видимо, не для тебя.

– Прошу прощения?

Я подавила тяжкий стон, еле сдерживаясь, чтобы не вклиниться в их перепалку. Рид, конечно, тот еще болван, но сегодня урок он усвоит.

– Ты меня прекрасно слышала, – сказал он, явно даже не задумываясь о том, как близко к нему находится Коко и как легко она может вспороть ему артерии. – Лу меняется, когда использует колдовство. Поддается чувствам, забывает о здравом смысле… Она еще со вчерашнего дня, после событий у ручья, ведет себя как шальная. Сегодня все стало еще хуже. Но вот ты почему-то колдуешь безо всяких последствий.

Все желание защитить его от Коко вмиг испарилось. «Шальная»? Мне пришлось приложить немало сил, чтобы продолжать дышать медленно и мерно. Последние остатки усталости сгинули в пучине негодования, и сердце бешено заколотилось от такого предательства, пусть даже малого. Я лежу перед ним раненая, а ему хватает наглости меня оскорблять? И у ручья, и в таверне я только и делала, что его спасала. Свинья неблагодарная, вот он кто.

Давай, Коко, выпотроши его.

– Поподробней, пожалуйста.

Я нахмурилась, поскольку ожидала совсем иного ответа. И неужели в голосе Коко я услышала беспокойство? Быть не может, что она согласна с этим бредом.

– Она согласилась покрасить волосы, почти не задумываясь. А когда все пошло наперекосяк, чуть не придушила Бо. – Рид как будто вычеркивал пункты из заранее составленного списка. – А потом плакала, плакала в голос…

– Волосы она покрасила ради тебя.

Голос Коко так и сочился презрением и неприязнью, и я незаметно приоткрыла один глаз, слегка смилостивившись. Коко сверлила Рида сердитым взглядом.

– И плакать она имеет полное право. Мы все, в отличие от тебя, эмоциональным запором не страдаем.

Рид только отмахнулся.

– Это еще не все. В таверне она нагрубила Клоду Деверо. Смеялась, когда ранила охотника за головами, хотя тем самым навредила и себе. Ты видела, какие у нее на ребрах синяки. Она кашляла кровью. – Он озабоченно взлохматил себе волосы, качая головой. – А после этого еще убила его приятеля и чуть не прикончила заодно себя саму. Я за нее волнуюсь. Когда Лу его убила, в какой-то миг она выглядела… почти в точности как…

– Только попробуй договорить до конца.

– Я не хотел…

– Хватит. – Коко все еще сжимала пустой пузырек из-под меда, и рука ее все еще была в крови, а пальцы дрожали. – Слов утешения у меня для тебя не найдется. Во всем, что сейчас происходит, ничего хорошего нет. Подобное колдовство – при котором жизнь и смерть балансируют на острие ножа – требует жертв. Природа во всем ищет равновесия.