Ну да, конечно, — усмехнулся Тарасов. — Обещать он умеет. Кишка у него тонка вытащить твою Анну, понял?!

Поживем — увидим. — На нервах я дожевывал уже четвертый бутерброд, и мне становилось трудно дышать.

— Хотел бы я взглянуть на его поганую рожу да плюнуть в нее, — произнес Тарасов, мусоля в руках нож.

— Игрок! Ничего не скажешь, игрок!

— Не думаю, что он обрадуется встрече с тобой, — предположил я.

Тарасов ничего не ответил, кинул нож на стол, встал и решительно направился к двери. На пороге он нос к носу столкнулся с Викой. Я подумал, что она наверняка все это время стояла под дверями и подслушивала. Метнув в меня короткий взгляд, она прошла к столу и как ни в чем не бывало села на свое место. Тарасов хлопнул за собой дверью.

— Ну? — спросил я с вызовом, глядя, как Вика вкладывает между белых зубов тонкий ломтик сыра. — Все слышала?

— Дурак, — ответила она таким тоном, словно признавалась мне в любви, и стала рассматривать следы зубов на сыре. — Я все поняла еще вчера, когда вернулась домой… Слушай, подлей-ка мне еще вина. Это мое любимое. Его можно пить с утра, и весь день оставаться бодрой.

Эта просьба была нелепой и неуместной, но я покорно подошел к Вике и взялся за графин. Она поймала и задержала мою руку.

— Сколько ты заплатил Жоржу?

— Не намного больше, чем обещал твоему мужу. Вино лилось в бокал. Я смотрел на глубокий вырез в сарафане, где между двух бронзовых полушарий терялась золотая цепочка.

— Зря, — ответила Вика. — Жорж тебя сдаст..Он еще больший ловкач, чем Паша… Ты, между прочим, льешь через край.

— У меня не было другого выхода, — ответил я, спешно отдергивая руку с графином. Вокруг бокала расползалось темное красное пятно. — Во всяком случае, здесь я сохранил себе жизнь. И еще у меня появилась надежда, что я решу все свои проблемы.

Вика медленно качала головой.

— С такими деньгами ты сунулся к этому аферисту, — негромко произнесла она. — Неужели ты настолько глуп? Или, может быть, просто не знаешь цену себе?

Просто у меня вообще нет никакой цены, подумал я. Моя жизнь сейчас не стоит ломаного гроша.

— Отпей, — сказала она.

Я еще не привык к своеобразной манере разговора Вики и не понял, чего она от меня хотела.

Что? — спросил я.

Отпей! — приказным тоном повторила Вика. — Я не могу тронуть бокал.

Стараясь больше не удивляться, я склонился над столом, потянулся губами к краю бокала и тотчас почувствовал, как Вика крепко ухватила меня за ухо.

— Я хочу тебя, — шумно зашептала она мне в самую барабанную перепонку.

— Что, прямо сейчас? — не шевелясь, уточнил я, задним умом понимая, что в такой позе, в которой я стоял, можно не только попасться ухом в крепкие пальчики, но и получить бутылкой по голове.

Вика не стала уточнять, когда она меня хочет и что вообще подразумевает под этим желанием, легонько оттолкнула меня и, не заботясь о чистоте скатерти и своей руки, подняла бокал. Вино стекало по ее пальцам, как кровь.

— Врешь ты все, — подытожила она, осушив бокал. Потянулась за карбонатом, наколола ломтик на пластиковую вилочку для канапе, высоко подняла лицо и, раскрыв рот, стала теребить мясо кончиком языка, словно дразнила сама себя, как делает жестокий хозяин со своей голодной собакой.

Черт знает что у нее на уме, подумал я и спросил, тотчас пожалев об этом:

Что я вру?

То, что готов прямо сейчас, — ответила Вика, так и не укусив мясо и отправив его вместе с вилочкой в тарелку. — Потому что все твои мысли сейчас заняты тем, чем закончится разговор Паши с Жоржем. Ты боишься, что они договорятся и поделят тебя между собой пополам. Скажем, Паше — одна рука, одна нога и голова, а остальное Жоржику.

А зачем Паше мои рука и нога? — жалко усмехнулся я.

В самом деле, — нахмурила лоб Вика. — На кой ляд ему эти обрубки? Они нужны только тебе, а ему нужно золото. И ты, не торгуясь, согласишься на этот взаимовыгодный обмен.

«Так оно и будет, если Паша отыщет Жоржа», — подумал я, чувствуя, как от жуткого натурализма очаровательной дамы у меня взмокла спина,

Какое женское белье тебе больше нравится? — спросила Вика. — Белое или черное?

Никакое, — ответил я. — Ты нажралась, девочка.

Грубиян, — после недолгой паузы констатировала Вика. — Хамло и грубиян. Отольются кошке мышкины слезки.

Она в самом деле стремительно хмелела.

— Ты очень легкомысленна,, — сказал я, перехватывая графин с вином из ее руки. — На твоем месте я бы сейчас мысленно молил Бога, чтобы Тарасов случайно не забрел в маленькую комнату с двуспальной кроватью и будуарным столиком, заваленным подаренной им тебе косметикой и парфюмерией…

— Цыть! — Вика молниеносно зажала мне рот ладонью. — Шаги… Кто-то идет…

Я едва успел отпрянуть от нее и сесть за стол рядом, как дверь раскрылась и в столовую вошел Тарасов. Хмурясь, он подошел к столу, посмотрел на нас обоих и застрял у окна.

Поговорил? — поинтересовалась Вика.

Нет, — отозвался Тарасов. — Я его не нашел.

Я мысленно вздохнул. Пришло время уносить ноги.

— Пистолет! — потребовал Тарасов, не оборачиваясь. Это относилось ко мне.

У меня его отобрал вьетнамец, — ответил я. — Оказывается, носить в этом доме оружие — моветон.

Что-о? — протянул Тарасов и повернулся ко мне. Он так скривил физиономию, словно ему в рот влили стакан неразбавленного лимонного сока. — Какой, к едрене фене… Телефон быстро сюда!

Телефон я бы вернул ему без всяких оговорок, если бы в этот момент не почувстовал на своей ноге острый каблучок туфельки Вики. Я искоса посмотрел на нее, но этот черт в юбке принялся увлеченно кромсать ножом маринованный помидор, брызгая во все стороны соком, а каблук уже не просто давил мне на ногу — он впился в нее, как гвоздь в длань Христа.

Едва не заорав от боли, я незаметно, насколько незаметно это можно было сделать, опустил обе руки под стол, схватил атласную ляжку Вики и, приподняв ее, выдернул свою ногу. Стол качнулся, звякнув бокалами.

Телефон я потерял, — сдавленным голосом ответил я, пробуя пошевелить пальцами ноги. — Когда ты послал вдогон за мной свору…

Да откуда я знал, что передаю телефон не Цончику, а Вацуре! — перебил меня Тарасов. — Ты понимаешь, что тебя давно уже не должно быть? Ты по всем замыслам уже давно расчлененный покойник! У тебя всего лишь отсрочка от приговора! Тебе не жить, Вацура! И никто тебе не поможет — ни Жорж, ни милиция, ни…

Он осекся и вздрогнул, когда дверь в столовую внезапно открылась, и я успел заметить, что в этом доме Тарасов все же чувствовал себя не в своей тарелке.