Когда я подъехала к нужному дому, настроение у меня успело упасть почти до абсолютного нуля. По лестнице на второй этаж я себя гнала чуть ли не пинками, и только нажав на кнопку звонка, немного успокоилась. Отступать стало некуда, и пришлось быстро возвращать себя в рабочее состояние.

Дверь открыл пожилой мужчина в белой майке и растянутых тренировочных штанах. Надо полагать, что это и был отчим, говоривший со мной по телефону. На мое приветствие он прореагировал крайне вяло, пробубнил что-то невнятное и махнул рукой в глубь квартиры. Меня такое отношение, признаться, несколько покоробило, но воли своим чувствам я, разумеется, не дала, помня, что момент для этого неподходящий. Поскольку тапочек мне никто не предложил, то разуваться я не стала и прямо в туфлях прошла по коридору в сторону, указанную Андреем Викторовичем.

В дальнем конце коридора обнаружилась комната, в которую я и вошла, сопровождаемая молчаливым отчимом. В комнате царил полумрак — свет не горел, а шторы были задернуты. На диване в дальнем углу комнаты сидела женщина, хорошо рассмотреть которую мне сначала не удалось. Она сидела, закрыв лицо руками, и не обращала на меня решительно никакого внимания.

Я растерянно оглянулась на Андрея Викторовича, но тот явно не стремился мне помогать. Несколько секунд в комнате стояла неловкая тишина, затем, когда я, поняв, что, кроме меня, ее нарушить некому, подошла к сидящей на диване женщине и представилась, она подняла на меня заплаканные глаза, губы ее подрагивали. Я испытала сильнейшее желание плюнуть на все, извиниться и уйти. Но такой роскоши я никак не могла себе позволить, поэтому пришлось еще раз повторить:

— Я из прокуратуры, расследую гибель вашего сына. Меня зовут Татьяна Иванова.

— Наконец-то хоть кто-то пришел, — сухим надтреснутым голосом сказала женщина. — Сашу убили, и всем все равно, никто не ловит этих нелюдей. Вы из милиции?

«Она что, не слышит, что я говорю?» — про себя подумала я, а вслух третий раз повторила:

— Я из городской прокуратуры. Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, это может помочь мне искать тех, кто виновен в гибели Александра.

Глаза женщины стали более осмысленными, и она кивнула.

Я начала спрашивать. Отвечала Елизавета Павловна очень невразумительно, каждый вопрос ей приходилось повторять по два-три раза, иногда она вообще замолкала на минуту или две и совсем переставала реагировать на мои слова. С превеликим трудом мне удалось добиться от нее некоторой информации. Сыну ее никто в последнее время не угрожал, и никаких странностей в его поведении она не заметила. Кому могла быть выгодна его смерть, она не знает. Ни о каких долгах Саши она тоже ничего не знает, все это выдумки. Работать ее сын нигде не работал, а учился в университете, в этом году должен был закончить четвертый курс. О каких-нибудь его заработках она ничего не знает, только то, что иногда его музыкальной группе платили за выступления, но редко и мало. Фотографией ее сын действительно увлекался.

После упоминания хобби сына Елизавета Павловна впала в особенно долгий ступор, минут на пять. Я уж было подумала, что придется сворачивать беседу и оказывать ей медицинскую помощь, но, к счастью, обошлось. Последний вопрос я задала про казино «Вулкан», куда собиралась ехать, как только закончу этот тяжелый разговор.

— Саша один раз там выиграл две тысячи, он мне рассказывал, — ответила женщина.

— Две тысячи чего? Долларов?

— Нет, что вы! Рублей, конечно.

— А когда это было, не помните?

— В декабре, по-моему. А может, в январе. Не помню точно. Помню только, что зимой.

— А больше он туда не ходил?

— Нет, он мне не рассказывал.

Я подумала, что между «не ходил» и «не рассказывал» есть очень большая разница. В конце концов, в казино люди чаще проигрывают, чем выигрывают, но если выигрышем можно похвастаться перед матерью, то про проигрыш ей наверняка рассказывать не будешь. Так что в данном случае я верю скорее Лягунову, который говорил, что Лисовский в «Вулкан» заходил частенько.

— Спасибо большое, Елизавета Павловна, у меня больше нет к вам вопросов, — сказала я, про себя думая, что зря я сюда, наверное, пришла. Потратила час времени, кучу своих и чужих нервных клеток, а полезной информации — кот наплакал. Последняя надежда, что в комнате Александра что-нибудь важное обнаружу. Фотографии, например, или еще какую зацепку.

— Я еще хочу попросить, чтобы вы позволили мне осмотреть комнату, в которой жил Александр, — сказала я.

В ответ на просьбу женщина неожиданно вскинула голову и пронзительно посмотрела на меня:

— А это еще вам зачем? Я сама ничего там не трону и никому другому не дам! Там все останется так, как при Саше было.

От неожиданности я не сразу нашла что возразить, а когда опомнилась и принялась за уговоры, все мои слова не имели никакого значения.

— Совершенно незачем вам это делать, — твердила она. — Ваше дело — преступников ловить, вот и ловите. А в вещах Сашиных копаться я вам не позволю.

Я промучилась несколько минут, пытаясь переубедить женщину, но поняла, что все бесполезно. Права на осмотр, даже если бы я на самом деле работала в прокуратуре, у меня не было. Комната погибшего — не место преступления, а уговорить Елизавету Павловну явно не удастся. У меня в голове мелькнула мысль, что можно попробовать провести осмотр нелегально, но делать это придется уж, конечно, не сейчас, так что я предпочла пока отставить затронутую тему в сторону и попрощаться.

— Хорошо, Елизавета Павловна, если вы не хотите, то воля ваша, — сказала я. — Спасибо вам за помощь и до свидания. Обещаю вам сделать все возможное, чтобы найти виновных.

Елизавета Павловна ничего не ответила. Она снова закрыла руками лицо, и непонятно было, слышит она меня или нет. Я решила, что тянуть разговор дальше глупо и бестактно, и вышла из комнаты. Вслед за мной побрел Андрей Викторович.

— А вы ничего не замечали подозрительного? — спросила я у него, уже стоя на пороге. — Все-таки Елизавета Павловна — мать, она могла чего-то не заметить, а мне важно знать как можно больше.

— Да что я мог заметить? — глядя в сторону, сказал Андрей Викторович. — Мы с Александром и не общались почти.

— Ну, что-нибудь странное, необычное для него.

— Нет, я ничего такого не замечал.

— А у самих есть еще какие-нибудь близкие родственники? — безнадежно спросила я.

— Только тетка, но она живет в Пензе.

Ох, ну зачем я сюда только пришла! Никакого толку, одна нервотрепка. Я с великим трудом собрала остатки самообладания, вежливо попрощалась с отчимом Лисовского и вышла из квартиры.

Едва я шагнула за порог, у меня словно гора с плеч свалилась, сразу стало удивительно легко, чуть ли не петь захотелось, несмотря на всю неуместность такого рода чувств в данной ситуации. Я быстро сбежала по лестнице, почти бегом домчалась до своей любимой «девяточки» и юркнула в салон, где сразу почувствовала себя, как дома, — свободно и уютно. Несколько минут я просто наслаждалась этим ощущением, но потом мысли свернули на привычную профессиональную дорожку. К сожалению, приходилось признать, что съездила я сюда практически напрасно.