Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелоди облизала губы и уже готова была отклонить приглашение, но вдруг увидела глаза Мейбл. В них были тоска, и одиночество, и что-то еще, идущее из самой глубины души. И вместо того чтобы ответить «нет», она неожиданно для себя самой согласилась:
— Если я вам не помешаю, то с удовольствием выпью чашечку чаю. Я и не заметила, как долго просидела на холоде.
— Все в порядке, милая. — Мейбл встала и дернула Билли за поводок. — Когда о чем-нибудь думаешь, ничто не поможет лучше, чем чашка крепкого чая. Я в это верю. Хороший чай веселит душу — так мой Артур говорил.
Дом Мейбл оказался очень милым жильем с балконом, следами прежнего великолепия и семейными фотографиями на стенах маленькой кухни-столовой, куда хозяйка провела Мелоди. Там было тепло и уютно. У стола стояли два кресла, в углах — четыре стула. Тут царили тишина и уют, говорившие скорее о спокойствии, чем о пустоте. У Мелоди возникло странное ощущение, что она попала домой.
— Садитесь, дорогая. — Мейбл указала на одно из кресел. Билли немедленно свернулся в своей корзине у камина и закрыл глаза, как бы предупреждая: «Я исполнил свои обязанности. Больше меня не беспокойте».
— Спасибо. — Мелоди села, немного неловко.
Как получилось, что она рождественским утром оказалась в гостях у совершенно незнакомого человека, тогда как Зик спит в отеле? Во всяком случае, Мелоди надеялась, что он спит. Да, наверняка спит, быстро утешила она себя. Впрочем, даже если не спит, слишком поздно волноваться.
Мейбл занялась приготовлением чая. Она согрела чайник, насыпала в него пару ложек заварки, долила кипяток. Мелоди не удивилась. Заваривание чая в пакетиках было явно не в стиле пожилой дамы.
— Ну вот, дорогая. — Мейбл поставила перед ней чай и большой кусок домашнего пирога на блюдце. — А теперь можно ли мне спросить, почему такая хорошенькая девочка сидела рождественским утром одна и лицо у нее было такое, будто она потеряла фунт, а нашла пенни?
Мелоди невольно улыбнулась. Мейбл нельзя обвинить в хождении вокруг да около.
— Я не знаю, что мне делать.
Как поступить. Мейбл устроилась в скрипучем кресле и ласково улыбнулась.
— Беда, поделенная на двоих, — это половина беды, я так считаю. Почему бы вам не рассказать мне все? — Она откусила кусочек пирога и указала Мелоди на ее блюдце. — Попробуйте вкусный пирог и расскажите мне, что с вами случилось.
— Это долгая история, — нерешительно начала Мелоди.
— Ну, так расскажите ее поскорее.
Через час, выпив несколько чашек чаю, Мелоди спрашивала себя: как она могла поведать историю своей жизни постороннему человеку? И почему у Мейбл ей спокойно, как дома?
Мейбл слушала не прерывая, пока она рассказывала о своем детстве, о встрече с Зиком, о несчастном случае и полученных травмах. Билли ворочался в своей корзине, будто гонялся за воображаемыми кошками, и корзина поскрипывала. А в остальном все было тихо и спокойно, и ничто не отвлекало их.
Когда Мелоди закончила рассказ, они некоторое время сидели молча. Потом Мейбл спросила:
— И что же вы будете делать, когда вернетесь в отель?
Мелоди пристально смотрела на свою новую подругу:
— Я не знаю. Посоветуйте мне.
— Вы должны решить сами, дорогая. Только вы знаете, что чувствуете.
Разочарованная Мелоди выпрямилась в кресле.
— Я не могу оставаться с Зиком, — произнесла она без всякого выражения. Горе разрывало ей сердце.
— Не можете или не хотите? — поинтересовалась Мейбл. — Это не одно и то же. Мой Артур и я потеряли пятерых детей до того, как родился наш сын. После пятого я сказала, что больше не могу. Артур, благослови Господи его душу, не стал со мной спорить, даже когда я решила, что не желаю оставаться в этом доме. Слишком много горьких воспоминаний он хранил. Я заявила, что хочу начать все сначала где-нибудь еще. В Австралии, например. Мой брат уехал туда, и дела у него шли хорошо. Или в Новой Зеландии. Где угодно, только не здесь, с маленькой комнаткой наверху. Мы сделали из нее детскую. И колыбелька стояла там пустая и ждала. Ждала больше десяти лет. — (Мелоди ловила каждое ее слово.) — И я составила план. Артур был очень хорошим инженером, мог найти работу где угодно. Брат написал мне, что рядом с тем местом, где он живет, продаются отличные коттеджи, а сослуживец Артура предупреждал, что, если мы вдруг захотим переехать, он, не торгуясь, купит наш дом. Так что нам не о чем было волноваться. Артур уволился с работы. Все было готово. Помню, мы должны были отплыть двадцать восьмого мая. Странно, какие вещи всплывают в памяти, правда? — (Мелоди кивнула, пораженная драмой, которую давным-давно пережила Мейбл.) — Весна в тот год была мягкая, теплая. Солнце светило целый день. Девочки надели летние платья. Всем было весело. Кроме меня. Все у нас шло гладко. Артура ждала в Австралии хорошая работа. Но я чувствовала, что что-то не так. Вот тут. — Мейбл дотронулась до сердца. — Ведь я убегала, хоть и не признавалась в этом. Конечно, у меня были причины начать все сначала. Мне казалось, я не смогу смотреть в будущее, если останусь здесь. — Она наклонилась и взяла Мелоди за руку. — Знаете, я чувствовала себя такой никчемной! Каждый раз, когда я теряла ребенка, мне казалось, что я предаю Артура, и это губит наш брак. Он твердил, что все равно любит меня и что, пока у него есть я, ему не нужны никакие дети. Но я не верила ему. Я даже собиралась уйти от него. У Артура было три брата, у них были большие семьи, и он очень дружил с племянниками… Их любимый дядя. Я решила, что, уйдя от Артура, дам ему возможность обзавестись детьми с другой женщиной. Этим я мучила его.
— Как я, — прошептала Мелоди, и Мейбл сжала ее руку. — А что было дальше? Вы все-таки уехали в Австралию?
— Как-то утром ко мне пришла мать Артура. Был конец апреля, светило солнце. Я открыла ей дверь и расплакалась. Она провела со мной целый день, и мы говорили, говорили. Я рано потеряла свою маму и не принадлежу к тем, кто любит делиться своими бедами, особенно личными. Свекровь произнесла тогда мудрые слова, и то был поворотный момент.
— Что она сказала? — Мелоди вся превратилась в слух.
— Что страшиться надо только одного — страха. Я-то твердила себе, что ничего не боюсь. Но, конечно, она была права. Я боялась будущего, боялась новой неудачи, боялась, что Артур перестанет меня любить. А страх грызет самые корни жизни, очерняет все, особенно любовь и доверие. Страх слепит.
— И вы остались, — тихо проговорила Мелоди. — Вы никуда не уехали.
Мейбл кивнула:
— Это не был путь, усыпанный розами. Мне пришлось каждый день сражаться с собой. Тревоги не ушли в одночасье. Думаю, они слишком глубоко въелись в меня. Но постепенно я начала видеть свет в конце тоннеля и когда через несколько месяцев опять забеременела, то верила, что на этот раз все будет по-другому. Наш Джек был большой, сильный мальчишка с такими легкими, что будил всю округу, и с улыбкой широкой, как Лондонский мост.