Кажется, он совершил ошибку.

– Аттила рисовал не с Кинга! – Рене скрещивает руки на груди. Пинг садится у её ног. – Он выдумал эту змею.

– Ой, да брось! – Рювен указывает на одну из голов змеи. – И нарисовал пятна точь-в-точь как у Кинга?

Пинг тявкает на него.

– Он никогда не использует живые модели! – Рене, утратив всякое терпение, уходит прочь, волоча за собой Пинга.

Рювен хмурится и поворачивается ко мне. Понг решает, что внимание направлено на него, и немедленно принимается вилять хвостом, задевая мои ноги. Я пожимаю плечами. Никогда этого не скажу, но, по-моему, это Аттила выкрал питона из дома Сальмы Харик. Мы видели его неподалёку, когда пошли туда в первый раз. У него в руке что-то было.

Я закрываю глаза и вспоминаю Аттилу и Стар в чёрных одеждах, перебегающих дорогу с мобильниками наперевес, и мистера Руперта, который резко бьёт по тормозам и кричит на них. Потом качаю головой. Столько всего навалилось. Неважно, надо сменить тему разговора.

– Рювен, у тебя, случаем, нет маркера?

– Есть, конечно, один. – Он достаёт синий фломастер и протягивает мне. – А что ты хочешь с ним сделать?

– Дай-ка покажу. – Мы с Понгом уводим его из трубы к камням с посланиями. Рене тоже стоит там. Рювен начинает зачитывать надписи.

– «Гарри любит Сальму». Разве Сальма – это не хозяйка вашего питона?

– Не очень распространённое имя. Да, это она.

– Интересно, а вот эта что значит: «Десять пятнадцать, суббота, двадцатое октября. Свобода!»

– Может, кто-то выкурил свою последнюю сигарету, – ворчит Рене.

Я наклоняюсь и пишу на камне: «Ключи, найдитесь».

– Разве вчера электричество отключилось не в десять пятнадцать? – спрашивает Рювен.

– Да какая разница! – Рене забирает маркер, поднимает небольшой камень и начинает крутить его в руках.

– Да-да. Уверен, что в 10:15. – Он трясёт указательным пальцем в нашу сторону. – На прошлой неделе папа нашёл аналоговые часы в идеальном состоянии. Их надо было просто отмыть и подключить к сети. Стрелки встали в 10:15.

Я киваю.

– В тот день мы выгуливали Пинга и Понга. – На минуту я задумываюсь. Что бы это могло значить? – Кто-то обрёл свободу, как только отключилось электричество.

– Может, вчера кто-то уволился? – говорит Рювен. – Или бросил кого-то?

– Гарри и Сальма! Мама сказала, что она была расстроена из-за расставания.

– Заткнитесь, – кричит Рене.

Мы с Рювеном поворачиваемся к ней. Она всё ещё злится из-за того предположения Рювена?

Понять это невозможно, потому что она пишет на камне размером с кулак, и волосы закрывают её лицо. Но буквы различить можно: «Счастливая семья».

Только она не слишком-то счастливая, ведь Рене не может вернуться вечером домой, пока родители будут ссориться из-за Аттилы.

Она переживает, что родители могут развестись?

Рене убирает волосы назад, и я вижу, как она, нахмурившись, поднимает камень и с силой швыряет его в трубу. Камень отлетает, оставив глубокую белую вмятину, и целёхонький падает на землю. Рене стоит как вкопанная, подперев бока руками, раскрыв глаза и рот.

Пинг бросается на её ногу и заливается лаем. Рене встаёт на колени и подставляет лицо псу, который начинает вылизывать его как сумасшедший. Она крепко обнимает Пинга.

Сумасшедший пёсик.

– Я тоже хочу оставить послание. – Рювен подбирает свой маркер, встаёт на колени у большого камня, склоняет голову и кривит рот. Потом выводит на камне два глаза, два уха, нос треугольником, усики и обводит всё это кругом.

Рене смотрит на него, шмыгая носом, и с улыбкой утирает слёзы.

– Ой, так ты вправду хочешь котёнка!

Рювен пожимает плечами.

– Я люблю животных.

Они встают одновременно.

Теперь, когда наши цели написаны на камне, я чувствую себя немного лучше. Как если бы мы показали их Вселенной и теперь можем рассчитывать на её помощь. Я чувствую себя так же, когда считаю ошибки. Мне кажется, что я смотрю на них как бы со стороны, провожу анализ и извлекаю из них пользу. Кажется, Рене тоже стало легче.

Мой телефон начинает вибрировать. Я вдруг понимаю: думать, будто камень поможет решить все проблемы, – ошибка. Девятая по счёту. В сообщении от папы нет ничего хорошего:

«Немедленно возвращайся домой. Беннетов ограбили».

– О, нет!

– Что случилось? – Рене читает через моё плечо, а затем прикрывает свой рот рукой.

– Рювен, нам придётся разойтись. Кажется, вернулись хозяева Пинга и Понга. – К моему горлу подкатывает ком.

– Их ограбили, – выдаёт Рене.

– Господи! Чем же это грозит «Королевскому выгулу»? – спрашивает Рювен.

– Скорее всего, тем, что нам больше никогда не доверят выгуливать Пинга и Понга.

Мы прощаемся с Рювеном и пытаемся как можно быстрее добраться до дома. Я волнуюсь всю дорогу.

– Они думают, что это мы сделали? – спрашивает Рене.

– Не знаю. – Понг слишком долго обнюхивает пожарный гидрант, я начинаю тянуть его за собой. – Может, кто-то увидел, как мы искали запасные ключи.

Рене отводит Пингу ровно пять минут, чтобы он понюхал то же место.

– Может, вор видел, откуда мы достали запасные ключи?

– Или кто-то просто разбил окно, – предполагаю я – лучший сценарий для нашего семейного дела. – Если бы собаки остались дома, тогда что?

– Да брось. Длинные прогулки всегда идут на пользу этим ребятам.

– Для них – да. И для взломщиков тоже.

Мы не можем придумать ничего такого, что бы не бросало тень на «Выгул». Мы делаем последние шаги к моему дому. Глубокий вдох. Рене замирает рядом со мной.

– Только не это! – Она прикрывает рот рукой.

Перед домом стоит полицейская машина.

– Это уже слишком. Мне нельзя попадать в неприятности, – говорит Рене.

– Расслабься. Наверняка ничего серьёзного, – я блефую. Мы оба знаем, что её отец впадёт в ярость, если полицейские будут говорить с ним о Рене так же, как они говорят об Аттиле. Поэтому просто болтаю, надеясь её успокоить. – Они зададут несколько вопросов. Мы не делали ничего плохого.

Тут у меня срывается голос. Обычно Рене меня успокаивает. Мы поменялись местами, это так непривычно.

– Они не могут арестовать нас. Мы же дети.

Я вхожу в дом первым. Понг тотчас же начинает вилять хвостом. У двери в гостиную нас встречает пёс – помесь золотистого ретривера и овчарки. Он машет хвостом в ответ. Морда и острые ушки у него чёрные, как у немецкой овчарки, а шерсть – светлая, как у золотистого ретривера. Его привели вынюхивать краденое?