– Категорически – нет.

– Тогда как бы вы восприняли эту фразу?

– Мне было очень жаль Бетси. Она выглядела усталой. И Тед ударил ее очень сильно. Думаю, на ее месте такое мог сказать любой.

– Больше вопросов не имею, – сказал Роберт Мейнард, и прокурор Холмс скорчил гримасу.

Следующим свидетелем был доктор Скотт Клифтон. Его показания едва ли не слово в слово повторяли показания доктора Кента Адамса, но, говоря о Бетси, он был заметно сдержаннее и бесстрастнее коллеги. Отвечая на вопрос о ступе и пестике, доктор Клифтон сказал, что пытался успокоить Теда Гранта и ни на что больше внимания не обращал. Лежал ли пестик на месте, он не заметил.

По окончании показаний доктора Клифтона судья Рот отпустил присяжных до утра следующего вторника.

Поставив цель найти биологическую мать Дилейни, Эльвира не намеревалась от нее отказываться.

– Шаг второй, – объявила она Уилли, перекрывая голос навигатора. Машина шла в Ойстер-Бэй по северной стороне Лонг-Айленда. – Хочу взглянуть на дом, где росла Дилейни.

– Оно сказало «повернуть направо через пятьсот футов». – Уилли надеялся, что не ошибся; местность была незнакомая, и он изо всех сил старался сосредоточиться на поступающих указаниях. После поворота карта изобразила растянувшуюся по меньшей мере на милю прямую линию, а механический голос сказал: «Одна миля до поворота направо».

– Я к тому, что район приятный! – с восхищением продолжала Эльвира. – Помнишь, мне когда-то давно предложили работу уборщицы в доме в Ойстер-Бэй. С понедельника по пятницу. Одно неудобство – без машины туда не добраться, а машина была нужна тебе для разъездов.

– Помню, милая, помню, – подтвердил Уилли. – Ни за что тогда не поверил бы, что мы с тобой выиграем в лотерею.

– Я тоже. – Эльвира вздохнула, вспомнив времена, когда, работая уборщицей, ей приходилось не только пылесосить, вытирать пыль, но и носить в подвал, где находилась прачечная, тяжелые тюки простыней и полотенец.

Последний поворот привел их на Шейди-Нук-лейн, заканчивавшуюся тупиком улочку с домами на участках площадью в акр и больше. На деревьях еще обильно зеленела листва, а вдоль подъездных дорожек красовались азалии и хризантемы.

Одни дома являли собой чудесные образцы тюдоровского стиля с облицовкой из кирпича и штукатурки, другие демонстрировали все достоинства представительного загородного особняка усадебного типа с парадным входом.

Уилли посматривал на почтовые ящики.

– Этот, – сказал он, сбрасывая скорость и останавливаясь перед длинным двухэтажным строением.

– Напоминает Маунт-Вернон, – одобрительно кивнула Эльвира и, помолчав, добавила: – Сразу видно, что в нем никто не живет, – на окнах нет штор. Но Дилейни говорила, что дом уже продан, так что новые хозяева вот-вот въедут.

– Я бы сказал, что Дилейни повезло попасть в такую семью, как Райты, – заметил Уилли. – При таком вот частном удочерении все решает случай, и она могла попасть к каким угодно родителям.

– Согласна. А теперь давай-ка поедем да потолкуем с ее старой няней. Нам тоже улыбнулась удача – она все еще живет здесь.

Минут через тридцать они припарковались перед домом в стиле ранчо в Левиттауне, микрорайоне, построенном после Второй мировой войны для возвращавшихся ветеранов.

Бриджет О’Киф, бывшая няня Дилейни, сама открыла дверь гостям. Бодрая и еще крепкая с виду, семидесятивосьмилетняя старушка с короткими седыми волосами приветствовала их с неподдельной теплотой и сразу пригласила в го́стеную, где на кофейном столике уже стоял поднос с чашками и печеньем.

– Выпить чаю всегда приятно, – сказала она. – Вы тут устраивайтесь, а я сейчас вернусь.

И ушла на кухню.

– Теперь понятно, почему Дилейни так сильно ее любила, – прошептал Уилли.

Бриджет вернулась через несколько минут с еще клокочущим и выдыхающим парок чайником.

– Этими нынешними пакетиками я не пользуюсь. К тому же, когда делаешь настоящий чай, всегда можно узнать судьбу по чайным листьям.

Разлив по чашкам чай и передав сливки, сахар и печенье, хозяйка перешла прямиком к делу.

– Так вы пытаетесь разыскать родную мать Дилейни. – В ее интонации не было и намека на вопрос.

– Пытаемся, – подтвердила Эльвира. – Мы даже нашли женщину, жившую по соседству с акушеркой, но ей ничего не известно. – Она сознательно не стала упоминать, что акушерка продавала детей, которых принимала.

– Я начала работать на Райтов в тот самый день, когда они привезли Дилейни домой. Такая красотуля, вы бы только видели… Новорожденные, знаете ли, не очень-то привлекательны, пока не подрастут чуть-чуть, но она была прелестна – с этими совершенно роскошными карими глазками и белой, как слоновая кость, кожей.

– А что они вам сказали? Как объяснили, откуда она взялась?

– Подруга миссис Райт, Виктория Карни, которая и организовала все это удочерение, рассказывала, что мать была совсем юная девушка из семьи с ирландскими корнями.

– И ничего больше о ее родной матери вы не знали?

– Нет. Думаю, и сами Райты не больно много знали. Но в три года малышка узнала, что она приемная, и с тех пор стала мечтать о своей матери.

– Да, примерно это же она нам и рассказала. А как насчет той подруги миссис Райт, которая, по вашим словам, организовала удочерение?

– Виктория Карни… Очень приятная была леди. Умерла, когда Дилейни исполнилось десять лет. Райты очень, очень переживали.

– Об этом Дилейни нам тоже рассказывала. Ей удалось связаться с племянницей Виктории Карни, но та ответила, что тетя никогда не делилась с ней деталями рождения Дилейни, а все ее бумаги она после смерти тети сожгла.

– Все это мы уже знаем, – огорченно вздохнула Эльвира, – как знаем и то, что она не самым лестным образом высказывалась в адрес акушерки, все это удочерение провернувшей. На ваш взгляд, есть ли кто-то еще, с кем мы можем поговорить, и кто может что-то знать о родителях Дилейни?

– Я думаю об этом с того дня, как вы мне позвонили. – Бриджет поставила на стол чашку, поднялась, подошла к рабочему столу в углу комнаты и, выдвинув ящик, достала какую-то фотографию. – Я откопала вот это. Уже забыла, что она у меня есть. Однажды мисс Карни пришла в дом и попросила меня сфотографировать ее саму и ее подругу Эдит Хоуэлл, которая сопровождала ее с Дилейни. Мол, так расхваливала малышку, что подруга захотела с ней сфотографироваться. В общем, мисс Карни дала мне фотоаппарат, и я их щелкнула: мисс Карни и мисс Хоуэлл с Дилейни на руках. Потом, сделав фотографии, она прислала две штуки мне. Здесь и надпись есть на обратной стороне.

Эльвира тут же потянулась к снимкам. На обратной стороне одной было написано: Дилейни и я. Рядом стояла дата. Надпись на другой гласила: Дилейни, Эдит Хоуэлл и я.