– Да.

– Итак, вы свидетельствуете, что в то время, когда работали в доме Грантов, ключей было четыре, и код на протяжении многих лет не менялся. Вы свидетельствуете, что один из четырех ключей, с помощью которого кто угодно мог войти в дом, пропал несколько лет назад. Вы также утверждаете, что при наборе кода доктор Грант обычно произносил цифры комбинации вслух и любой, кто находился в это время рядом, мог это слышать. Я правильно все изложил?

– Да, правильно.

Несколько секунд Мейнард молча смотрел на присяжных, потом повернулся к судье:

– У меня больше нет вопросов к свидетелю.

Пресс-конференцию отец Стивена Харвина созвал через два дня после смерти сына.

– В свои двадцать три года Стивен сражался и победил лейкемию, окончил с отличием Боудин-колледж и основал клуб «Пять долларов в месяц», целью которого было привлечение молодых людей к программе финансирования исследований по лечению лейкемии. В борьбе с болезнью он принимал обезболивающие, из-за чего стал наркоманом. Справиться с этим недугом ему не удалось. У него в квартире найдены сильнодействующие средства. Я найду того или тех, кто продавал ему наркотики, и разоблачу перед всеми.

В этом месте режиссер, фильмы которого завоевали четыре награды Киноакадемии, задохнулся и отвернулся от камер.

Дилейни сидела в студии с Доном Брауном. Интервью они смотрели вместе.

– Не хотела бы я оказаться на месте того парня, который толкал таблетки сыну Лукаса Харвина, – заметила Дилейни.

– Случись такое с моим сыном, я бы чувствовал то же самое, – с жаром отозвался Дон. – Моему Шону сейчас шестнадцать, и это тот возраст, когда мальчишки обычно попадают в неприятности. Отправить парня в частную школу стоит целого состояния, и никто не даст гарантии, что это удержит его от наркотиков, но в прошлом году из его бывшей школы исключили ученика выпускного класса – продавал таблетки прямо в раздевалке.

Директор отдела новостей Винс Стейси начал обратный отсчет. На счет «один» они вернулись в прямой эфир, и Дилейни начала с репортажа о ходе процесса над Бетси Грант.

– Показания, данные сегодня Анжелой Уоттс, сиделкой покойного Эдварда Гранта, говорят не в пользу Бетси Грант. В первую очередь это относится к той части, которая касается Питера Бенсона, бывшего одноклассника, с которым Бетси встречалась за день до обеда по случаю дня рождения доктора Гранта.

Дилейни перешла к другой части показаний сиделки.

– Придя утром на работу, Анжела Уоттс обнаружила, что сигнализация включена. Этот факт также играет на руку стороне обвинения. Защите будет трудно продвинуть версию о проникновении в дом постороннего.

– Как держалась во время слушаний Бетси Грант? – поинтересовался Дон.

– Мне она показалась спокойной, – ответила Дилейни, – но ведь люди реагируют по-разному на одни и те же ситуации.

– Спасибо, Дилейни, за прекрасный репортаж. – Дон показался к камере номер один. – Полиция Нью-Йорка продолжает поиски…

«А действительно ли люди реагируют по-разному?» – задала себе вопрос Дилейни, когда программа прервалась на коммерческую рекламу. В свои двадцать шесть лет ей еще не пришлось пережить смерть близкого родственника или друга. Даже когда приемные родители отмечали семидесятипятилетие матери, та уверяла всех, что в наше время семьдесят пять – это прежние шестьдесят и что они с отцом легко проживут еще лет пятнадцать-двадцать.

Этой мыслью Дилейни по окончании программы поделилась с Доном.

– Ты сама недавно испытала эмоциональное потрясение. – Он пожал плечами. – Вспомни свою реакцию на репортаж о воссоединении матери и сына. А ведь твои чувства отражали в большей или меньшей степени твою собственную ситуацию.

– Наверное, ты прав, – согласилась Дилейни.

Ей вдруг вспомнился сюжет, прошедший по их сети месяцев шесть назад. Двухлетний ребенок ушел из дома посреди ночи. Рано утром обезумевшая от горя мать выступила по телевидению, умоляя помочь в поисках дочери. Через некоторое время девочку нашли целой и невредимой, спящей на скамейке в парке примерно в миле от дома. Дилейни ясно помнила радость матери, державшей малышку на руках и сбивчиво, но искренне, от души, благодарившей нашедшую ее женщину.

«Может быть, – с надеждой подумала она, – Эльвире все же удастся преподнести и мне такой же долгожданный подарок».

Показания сиделки доктора Гранта Эльвира слушала в зале суда. Поговорить с Дилейни не удалось – та после заседания торопилась в студию. День выдался теплый. В пять часов они с Уилли устроились на балконе с традиционным коктейлем.

– Что бы ты почувствовал, узнав, что родители тебя купили? – спросила Эльвира, задумчиво глядя на парк, раскинувшийся по другую сторону улицы.

– Наверное, мне было бы приятно сознавать, что кто-то не пожалел за меня денег.

– А если б твоя биологическая мать или ее родители – поскольку она была еще совсем юной – решили продать тебя еще за несколько месяцев до твоего рождения?

– Я бы старался поменьше думать о таком, – твердо ответил Уилли.

– Пожалуй, я тоже. И вот это меня беспокоит. Предположим, мне удастся отыскать биологическую мать Дилейни. Обрадуется ли она, узнав, что ее, еще младенцем, продали, как отрез ткани или какую-то домашнюю утварь?

– Трудно сказать. Но если ее мать и сама-то была еще подростком, возможно, родители решили, что их девочка слишком молода, чтобы воспитывать ребенка.

– Тогда почему они не обратились в официальное, законно действующее агентство по усыновлению, которое подыскало бы подходящих приемных родителей?

– Дорогая, я полностью с тобой согласен. Но с другой стороны, Райты ведь были в довольно солидном возрасте, когда удочерили Дилейни, так? Ей сейчас двадцать шесть, а ее матери недавно исполнилось семьдесят пять; значит, тогда последней было сорок девять. Насколько мне известно, отец Дилейни на год или два старше. В наше время правила несколько смягчены, но двадцать шесть лет назад в официальном агентстве им вполне могли отказать по причине возраста.

Уилли сделал глоток скотча. Он всегда обходился одним коктейлем, поэтому старался насладиться каждой каплей. В отличие от него Эльвира порой позволяла себе продлить удовольствие за счет второго бокала вина.

Сентябрьский вечер вдруг дохнул холодком.

– Может, дозаправимся в комнате? – предложила Эльвира.

Как всегда, Уилли согласился и вскоре уютно устроился в своем любимом кожаном кресле. Его супруга заняла обычное место на диване и, судя по молчанию, глубоко погрузилась в какие-то свои мысли.

Прошло несколько минут. Уилли то и дело посматривал на часы, чтобы не пропустить шестичасовые новости и судебный репортаж Дилейни. Он уже потянулся за пультом, собираясь включить телевизор, когда Эльвира вдруг заговорила: