– Что за человечек? – спросил Магомай в сотовую трубку.

– Назвался Петром. Пьяненький. По разговору что-то вроде бомжа или цыгана.

– Пустой номер.

– Нет, Маго. Похоже, нет. Сказал, что он ночной сторож в каком-то дачном поселке на Рублевском направлении. Там черные откупили много землицы, понастроились. Вполне возможно, у Атая там запасное лежбище. Этот Петр поклялся, что знает, о ком речь.

Филимон Сергеевич в который раз подивился широте охвата голубино-электронной почты.

– Где он?

– Кто?

– Бомж этот самый где?

– Перезвонит через десять минут. По телефону ничего не скажет. Будет говорить только, когда увидит наличные. Мелкота. Мусор.

– Хорошо, – Магомай на секунду задумался. – Пусть к шести утра подъедет на Киевский вокзал.

– Он не подъедет, Маго. Побоится. Говорю же, мелкота.

– Что предлагаешь?

– Придется ехать к нему. Ты как?

Ничего не поделаешь, подумал Магомай. Начиналась работа, значит, все удовольствия побоку. Хватит, отдохнул.

– Бери адрес. Жду… Только прощупай еще разок. Неохота делать пустую ходку.

– Тебе понадобится тачка?

– Это не твоя проблема, Ероша…

Из джакузи торчали два растрепанных куделька с блестящими глазками, а также пухлые золотистые ручки, грудки и ножки. Утопленницы хохотали, как буйно помешанные. Но у самого Филимона Сергеевича настроение уже переменилось.

– Чего гогочут, трещотки, – удивился он. – Увидали бы вас родители в таком виде, небось, от горя поседели бы. Вот скажите, зачем вы родились на белый свет? Для какой необходимости?

– Чтобы дяденек ублажать, – в голос завопили мотыльки, обрызгав его теплой пеной. Магомай недовольно утер мыло с лица, потом притопил обеих одновременно, захватив по одной в каждую руку. Подержал подольше, чтобы опамятовались. Когда вынырнули, от веселья ничего не осталось: лишь губками воздух ловили, как рыбы.

– То-то и оно, – посочувствовал Магомай. – Надобно понимать. Человек рожден не для смеха, а для скорбного раздумья о смысле бытия… Ну ладно, оделись – и геть отсюда. Не до вас теперь.

Девчушки кое-как похватали трусишки и юбчонки, натянули на мокреть, еще малость помаячили в дверях в ожидании денежной добавки, но наткнулись на наивный, голубенький взгляд и сгинули в мгновение ока. Таких учить не надо, от природы ученые.

…На 35-м километре Рублевского шоссе Магомай оказался в седьмом часу, ранним, еще не процветшим, хмурым утром, выглядывающим из лесных щелей, как глазки хорька из норы. Пожилой водила-таксист, подрядившийся отвезти туда и обратно, знал эти места – уверенно свернул на боковую дорогу и вскоре вырулил к железным воротам, стоящим среди чиста поля, как в сказке, вне всякого забора, как бы сами по себе. Точно так же одиноко и странно возвышалась возле леса ретрансляторная башня, усеянная мигающими огоньками, как новогодняя елка. Из глубины пространства выступали смутные очертания новорусских замков, выстроившихся вдоль леса, будто двухэтажные кирпичные солдаты в строю. Возле ворот на приступочке дымил сигаркой мужичок в ватнике и кепчонке, закрывавшей пол-лица. Никто другой это не мог быть, кроме бомжа Петра.

Магомай подошел, спросил:

– Меня дожидаешься, служивый?

Мужичок поднял голову.

– Ежели вы Виктор Федорович, то вас. По телефону сказано было, Виктор Федорыч подъедет.

Точно, спившийся русачок, страдающий с похмелья. Им теперь нет числа на просторах обеспамятевшей отчизны. И у каждого за душой маленькая мечта о том, что в один прекрасный день с неба свалится большая халява. Вишь, и этот раззявил пасть на крупную добычу, аж на пять кусков.

Филимон Сергеевич знал, что в своем сером плаще, в очках и в черной шляпе он производит благоприятное, неопасное впечатление. Когда утром, собравшись, глянул в зеркало, решил: чистый бухгалтер, – и тут же почувствовал себя именно бухгалтером небогатой фирмы.

– Давай, что ли, Петя, отойдем куда-нибудь… Не здесь же толковать.

– Куда еще?

– Да вон хотя бы в лесок, – махнул рукой Магомай. Таксист не вылез из машины и, похоже, сразу прикорнул.

– А бабки с вами? – недоверчиво поинтересовался сторож.

– И бабки, и гостинец для тебя, милый, – улыбаясь, Филимон Сергеевич показал из сумки горлышко бутылки. Бомж оживился, привстал.

– А-а, тогда конечно, давай отойдем.

Отшагали метров сто до ближайшей опушки. Земля чавкала под подошвами, набрякла осенней влагой, хотя дождей не было в последние дни. Устроились на поваленном дереве, при этом Филимон Сергеевич, как положено бухгалтеру, подстелил газетку. От ворот их здесь уже не разглядеть.

– Слушаю тебя, Петр, не знаю, как по батюшке величать… Выкладывай свои сведения. Почему думаешь, что это тот человечек, какого ищем?

– Слышь, Виктор Федорыч, может, дашь сперва глотку промочить?

Магомай передал ему бутылку «Кристалла». Мужик прильнул к горлышку и пил долго, но выпил немного. Больше кашлял, перхал, трясся весь, как деревце под ураганом. Но подлечился кое-как. Спросил окрепшим голосом:

– Сам не примешь?

– Нельзя. Язва.

– Ага, понимаю… Куревом не богат?

Магомай отдал пачку «Явы». Он все предусмотрел. Вплоть до марки сигарет. Если бы угостил мужичка чем-нибудь подороже, покачественней, тот вполне мог насторожиться.

– Полегчало, Петь?

– Не то слово.

– Так давай, колись.

– Виктор Федорыч, не обидишься, хотелось бы на денежки поглядеть.

– Зачем обижаться, вот, гляди, – из той же сумки Филимон Сергеевич извлек пачку долларов, перехваченную резинкой, показал, но в руки не дал. – После пересчитаешь, сперва товар.

– Еще можно глоточек?

– Пей, вся твоя… Почему уверен, что это тот человек, кого ищут?

Бомж хитро прищурился.

– Ах, Виктор Федорыч, потому уверен, что точно знаю. Мы же не безголовые. Наблюдаем, прикидываем. Строился действительно не сам, под какого-то родича ладил. У того фамилия смешная – Башибузуков. Но иногда появлялся с контролем. Поселок молодой, тут все недавно обжились… Мы люди пропащие, из жизни выкинутые, на нас никто внимания не обращает, как на мошкару, однако все примечаем. Кто, где, по какой таксе… Он это, Атаев Русик. Рабов с пяток держит постоянных, из нашего брата, из россиян. Все как положено. Оккупация.

Под разговор Петр осушил уже с половину бутылки, совсем взбодрился. Похмельный говорун налетел.

– С неделю как прибыл среди ночи – и закрылся наглухо. Днем вообще не выходит, по темноте только гуляет. И не едет к нему никто. Мы с Сухоротым сразу смекнули – в ухороне он. Для здешних мест обычное дело. Тут многие по надобности отсиживаются. Природа, все на виду, каждый новый человек приметен. Менты не суются. Чего еще надо, чтобы нервы подлечить. Не сомневайся, Виктор Федорович, он это. Да у меня доказательство есть. Мы с Сухоротым, когда услыхали про награду, фотку сделали из кустов. Не очень хорошо получилось, но различить можно.