«Ты сможешь это сделать, ты справишься, – сказал он себе. – Когда-то ты мог сделать все. И сейчас не подведешь».

Этан заставил себя вспомнить о Мэне, о своем домике, о том, как рубит дрова для камина. О Нике Марроу, которому нужны его помощь и его дружба. Как только мысли о Кэтрин и его еще не родившемся малыше оставили Этана, он медленно покатил кроватку через комнату.

Ему оставалось только провести в доме остаток ночи. Аманда попросила его проверить и перепроверить двери и окна, и он послушно выполнил ее просьбу, задержавшись в гостиной перед портретом Уильяма с дочерьми.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Аманда и Томми были в безопасности, – прошептал он, обращаясь к портрету Уильяма Седжуика. Потом Этан немного постоял у высокого окна, глядя в ночное небо. Но звезд он так и не увидел, мешали высокие здания, можно было различить лишь очертания деревьев в Центральном парке.

В Центральном парке убили его Кэтрин. И сегодня впервые за три года он побывал там.

Этан закрыл глаза и отошел от окна. Бросив последний взгляд на портрет Седжуика, он направился в кухню, чтобы прибраться, но Аманда опередила его. Кружки были вымыты и висели на подставке. Кофеварка сияла. Пачка печенья «Милано» возвратилась в шкафчик. Этан посмотрел на детский стульчик с виниловым бело-голубым сиденьем и белой подставкой.

Кто-то, после того как Кэтрин объявила о своей беременности, прислал им точно такой же стульчик в подарок. А может, все детские стульчики выглядят одинаково? Этан на самом деле не знал. Он никогда не обращал на это внимания. Он вздохнул, выключил свет и пошел наверх. Аманда ждала его на лестничной площадке.

– Все закрыто, – заверил он ее.

Она кивнула и посмотрела ему в глаза:

– Наверное, я пойду.

– Увидимся утром, – ответил Этан, берясь за ручку двери белой спальни. – Аманда, – сказал он, чуть помедлив.

Она обернулась: – Да?

– Я хочу, чтобы ты знала, что сегодня ты в безопасности. Твой сын в безопасности. Я гарантирую.

Она внимательно посмотрела на него, и, казалось, тревога ушла из ее глаз.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она. Потом Аманда исчезла в комнате, дверь закрылась, и в наступившей тишине звонко щелкнул замок.

Этан открыл дверь в белую спальню, в которую запрещалось входить Аманде. «Интересно, почему?» – подумал он, входя в комнату. Просто обставленная комната очень походила на спальню его домика в Мэне. Здесь была спальня хозяина, просторное помещение со смежной ванной комнатой, которая, как ни странно, была буквально забита не только мужскими, но и женскими туалетными принадлежностями.

Центральное место в комнате занимала огромная двуспальная кровать с белыми простынями и белым стеганым ватным одеялом. По обеим сторонам кровати стояли такие же белые тумбочки с лампами. У стены стоял незамысловатый белый деревянный комод, над ним висело зеркало, пол у кровати покрывал белый прямоугольный ковер с коротким ворсом. Картины на стенах отсутствовали.

Все было белого цвета, но это не был цвет непорочности или красоты и, уж конечно, не белый свадебный цвет. Он был более строгим, аскетичным.

Этан посмотрел на улицу. Из окна открывался вид на стоящие вдоль улицы особняки, а вдали виднелись высокие деревья Центрального парка, с которых уже облетела листва.

«Что, черт побери, я здесь делаю? – спросил он себя, жестко взъерошив волосы и на секунду прикрыв уставшие глаза. – Какого черты ты затащил меня сюда, Седжуик? – молчаливо вопрошал он, глядя в темное ночное небо. – И какую цель преследуют эти странные правила? И почему ты впутал во все это меня? Зачем ты заставил меня?..»

Ага! Внезапно все встало на свои места. Уильям Седжуик не только заставил Этана прервать свое уединение и насильно вернул его на место преступления, но еще и навязал ему заботу о женщине и ее ребенке.

Женщина и ее ребенок... «Неплохой психологический практикум, Уильям, но это не сработает. Я не попадусь на эту удочку. Я не собираюсь влюбляться в Аманду. Я не собираюсь носиться с ее ребенком. Этого не видели даже моя собственная жена и мой неродившийся ребенок».

Эта мысль отрезвила его, и Этан последний раз взглянул в окно в свой миниатюрный бинокль. Парочки направлялись в парк, фигуры двигались вдоль западной части Центрального парка. Тронулась с места машина. Сработала сигнализация на автомобиле. Но, насколько мог видеть Этан, никто не таился в тени дверного проема и не прятался за деревом.

Он отошел от окна и в полном изнеможении рухнул на кровать. Даже если Седжуик пытался «спасти его жизнь», разыгрывая старый сценарий, что это даст Аманде? Зачем ей озлобленный отшельник, живущий в крошечном домике в далеком и холодном Мэне?

И как мог Уильям Седжуик предвидеть, что их с Амандой потянет друг к другу? Ну конечно? Уильям Седжуик вовсе не был глупцом. Он оставил своей дочери многомиллионную собственность. Он понимал, что жадные и циничные любители легких денег сразу же полезут из своих нор, – об этом говорил и полицейский.

«Я сделаю все возможное, чтобы защитить твою дочь, Уильям, но на этом все», – сказал себе Этан и, последний раз взглянув на ночное небо, почти тут же провалился в сон.

Аманда проснулась, почувствовав восхитительный аромат жареного бекона. Она услышала стук разбиваемых о миску яиц, потом шипение раскаленной сковороды.

«Он еще и готовит», – подумала спросонья Аманда.

А потом ее охватила паника, и, скинув тяжелое стеганое одеяло, она бросилась к кроватке Томми. Увидев спокойно спящего ребенка, Аманда испытала огромное облегчение, так как сынишка выглядел совершенно здоровым.

– Спи, мой малыш, – тихонько пропела она и взглянула на старинные часы, стоящие на тумбочке. Чуть больше семи утра.

Ее взгляд задержался на фотографии матери.

– Спасибо, что присмотрела за мной, мамочка, – прошептала она. – Мы пережили эту ночь.

Аманде удалось заснуть только около четырех утра. Два часа она ворочалась с боку на бок, не в силах отвести взгляд от двери, боясь, что вот-вот начищенная до блеска дверная ручка начнет медленно поворачиваться. Перед тем как закрыться в комнате, она захватила из кухни нож для мяса и положила его на прикроватную тумбочку. Это было лучше, чем бронзовый подсвечник, но заснуть все равно было трудно.

Аманда посмотрелась в зеркало, висевшее над комодом. Под глазами проступили слабые тени, лицо было бледным. Она быстро натянула джинсы, свитер кремового цвета и черные кожаные ботинки, надела изящное серебряное ожерелье, оставшееся ей от матери. Цепочка и подвески из искусственного жемчуга всегда придавали ей чувство защищенности, словно мама была рядом.

Томми заворочался и словно нехотя открыл такие же большие и голубые, как у его матери, глаза. Аманда взяла сына на руки.

– Ты мой большой мальчик, – сказала она и поцеловала его в лоб и щечку, потрепала белокурые, как у Пола, волосы.