– И что произошло?

– Судя по всему, он спятил. О подробностях мои… ммм… коллеги не сообщают, вероятно, они им самим неизвестны, но суть в том, что теперь этот господин либо сошел с ума, либо стал одержимым, либо то и другое сразу. Он оставил за собой длинный кровавый след еще в княжествах и на Азеритских равнинах. Его пытались достать. Ничем хорошим для преследователей это не закончилось. Когда неуспех погони стал очевидным, они состряпали это письмишко, – Лассур похлопал по тубусу. – Умывают руки и извещают нас, какой «подарок» прибыл к нам с юга.

Гилькар негромко вздохнул. Он уже понял, зачем его пригласили.

– И у нас он, значит, продолжил свои безобразия?

– Именно. – Лассур показал глазами на бумажные листы в руках оборотня. – Прежде других поступило сообщение о шлюхе, которую он… – Лассур помедлил, размышляя, какое слово лучше подобрать для описания того, что было проделано с уличной танцовщицей, – …которую он выпил сразу после того, как объявился у нас. Потом стали поступать сообщения о других случаях. Кое-что произошло еще на перевале… и новые жертвы, когда он уже ушел из города. А потом пришло письмо от южан.

– Что-нибудь пытались предпринять? – спросил оборотень, возвращая бумаги на стол с таким видом, как будто бы ни ответ на вопрос, ни содержание текста его нисколько не волновали.

– Пытались. – Лассур болезненно поморщился. Это была самая неприятная – для него – часть разговора. – Выследить его, взять живым, а лучше – прибить на месте… еще до того, как узнали обо всем этом, – он снова похлопал по тубусу. Помедлив, процедил: – Потеряли семь человек.

– Как?

– Двоих он убил каким-то заклятьем… когда их обнаружили, они раздулись чуть ли не в два раза и почернели… Как будто бы их накачали… влили в них пару ведер какой-то отравы… еще четверых – в разных местах – убил без помощи магии, оружием. Он по-прежнему очень хороший воин, сумасшествие в этом смысле ему никак не повредило… Еще одного он выпил. Как и ту девицу в городе. Как двоих крестьян сразу за ним. Как жену и мужа, которым «повезло» остановиться с ним в одном трактире. Как…

– Пустынное колдовство, – задумчиво произнес Гилькар.

– Что?..

– Яд. Змеиная магия. Такой пользуются в пустыне… Он точно человек? Не скайфер?

– По крайней мере, выглядит как человек… Но если он правда из пустыни… это все усложняет.

– Почему? – Гилькар пожал плечами. – Все равно, откуда он.

– Ты не понимаешь… Он пришел с юга, пересек горы. Миновав наш город, какое-то время двигался дальше на север, но потом, похоже, повернул… Невозможно сказать со всей уверенностью – мы все-таки заставили побегать его по лесам, покружить там – но все же, кажется, общее направление, куда он движется, очевидно. Он идет на запад. Если он из пустыни, значит, туда и хочет вернуться.

– Возможно. – Гилькар зевнул. Спросил: – Мне нужно догнать его?

– Да. – Лассур протянул ему свиток – на этот раз не мягкой, легко портящейся бумаги, а более надежного и дорогого пергамента. – Здесь все твои полномочия и прочее. Подписи – моя, князя и королевского судьи – уже стоят. Найди этого ублюдка и убей, на месте. Никакого суда, предъявления обвинений, приговора и прочего. Все уже сделано заочно.

Гилькар кивнул и взял свиток. Некромантов и демонологов редко брали живыми. Никто не ставил себе цели судить их по закону, выполняя все процессуальные требования. Колдуны, и особенно одержимые, были слишком опасны для того, чтобы обращаться с ними, как с обычными заключенными. В Хальстальфаре для них была организована специальная тюрьма, гасящая магию. В прочих странах, как правило, преступников-чародеев предпочитали убивать быстро, внезапно и без всякого суда – этот способ позволял вообще хоть как-то совладать с ними.

На роль убийц колдунов другие колдуны подходили плохо. Городские волшебники, как правило, были слишком тяжелы на подъем, слишком привязаны к своим обиталищам.

Наилучшими кандидатами на роль убийц считались оборотни. Они плохо поддавались магии, а для обычного оружия были почти совсем неуязвимы. Они в несколько раз превосходили в скорости и силе даже самых лучших бойцов из рода людей. У оборотней была своя, родовая магия: в отличие от распространенной среди людей «классической» и стихиальной. Она не могла принести им больших выгод, но вот зато, при должном уровне развития, могла служить весьма и весьма эффективным орудием убийства.

Поигрывая свитком, Гилькар спросил:

– Это все?

– Все.

Гилькар эс-Салькир, истинный оборотень из Древа Кошки, поднялся и вышел из комнаты. Предстояла охота на колдуна, и, предвкушая ее, Гилькар ощущал в себе смутное томление, схожее с тем, что испытывают все кошки при мысли о птицах.

Эдрик спустился в книгохранилище поздним утром. Там все было без изменений. Сновали по коридорам слуги, прилежно трудились в полутемных залах переписчики и книгочеи. В середине дня принесли обед. Эдрик, захвативший с собой хлеб и мясо, решил, что тарелка горячего, да еще и поданная прямо к рабочему месту, ему совсем не помешает. На этот раз, конечно, его никто не собирался кормить: князь обеспечивал пропитанием своих работников, а отнюдь не всех подряд, кто так или иначе оказался допущен к книгам. Слуги, сообщившие все это Эдрику, намекнули также, что за отдельную – не такую уж большую – плату без проблем могут договориться с поварами о дополнительной порции для него лично. Сим предложением Мардельт и воспользовался.

Вечером вернулся в гостиницу, поужинал и лег спать. С утра – опять во дворец…

Он сравнивал сохранившиеся остатки текстов с теми, что находились в подвале, в той его части, где работал Маскриб. Эдрик осознавал, что искать можно очень долго, поскольку не были известны ни наименования работ, ни имена авторов, ни то, чем они начинались и заканчивались. Безнадежно испорченные, заляпанные кровью и мясным крошевом переплеты трактирщик вырвал и уничтожил, связки листов – распотрошил так, что теперь уже невозможно было понять, что и за чем следует. Многие страницы отсутствовали, оставшиеся – перемазаны кровью и золой до такой степени, что подчас уже невозможно разобрать, что было на них написано. Эдрик, ни по профессии, ни по внутренней предрасположенности книгочеем не являвшийся – ни грамма удовольствия от изучения мозаики букв и мятых бумаг не получал. Не известно даже, сохранилось ли вообще хоть что-то от книги, которой пользовался Маскриб перед смертью: ведь если именно ее Маскриб употреблял для «вызова демона» то она, находясь ближе остальных к месту, где старикан «лопнул», вероятно, была разорвана на мелкие клочки и выкинута в таком виде вместе прочим мусором из комнаты Рапхабельта.

Просмотр тех страниц, которые все-таки сохранились, ничего не дал. Там не обнаружилось ничего такого, из-за чего стоило бы специально оповещать Фремберга. Конечно, Рапхабельт мог ошибиться и придать огромное значение какому-нибудь совершенно несущественному тексту (например, принять мистические стихи со вставками из Искаженного Наречья за какие-то особые, необычные заклятья), однако в таком случае оставалось непонятным, почему книгочей так странно погиб. Кроме того, в своем деле, по словам Фремберга, он был профессионалом, и это значило, что «мистические стихи» и прочие заигрывания с Искаженным Наречьем, которым так любили предаваться излишне образованные обеспеченные горожане, вряд ли бы его обманули. По всему выходило, что искомая книга и в самом деле должна содержать в себе что-то особенное, выдающееся; кроме того, очень и очень вероятно, что в книге описана процедура вызова демона.