— Здравствуйте, Рафаэль Михайлович! Мы очень рады снова вас видеть! — встретила гостя Нина — хостес безукоризненных апартаментов.

Эта необыкновенная женщина всегда так замечательно улыбалась Рафаэлю, словно дарственную на себя выписывала. От ее изумительной улыбки у него щемило в груди, и потом долго еще упоительно тосковалось и мечталось. Бывало, он появлялся здесь только затем, чтобы насладиться мгновением этой превосходной улыбки. Наверное, именно так должна улыбаться Марина. Что ж, он понимал, что все это попросту иллюзия, что она радуется не ему, а его деньгам, но каждый раз он принимал ее улыбку за чистую монету и вдохновлялся, дрожал от счастья, напитывался новой чувственностью. Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!

— Будете играть или сначала перекусим? — поинтересовалась Нина.

— Перекусим. Составите компанию?

— Увы, не могу, вы же знаете!

Рафаэль:

— Тогда улыбнитесь мне еще раз! И я обещаю, что сегодня буду играть по-крупному!

Нина вновь улыбнулась — щедро, искренне, обезоруживающе, одарив его новой сочной волной тончайших переживаний. Потрясающий природный дар! Вкалываешь годами, затрачиваешь мегатонны усилий в погоне за элементарным благополучием, а вот такой артисточке достаточно разок улыбнуться — и самое лучшее качество жизни к ее ногам…

К ним подрулил скелетон Тараканов — главный менеджер сего заведения. Когда-то он весил за сто сорок кэгэ, но внутрижелудочный баллон за полгода превратил его сдобное рыло в обтянутую кожей черепушку.

— Боже, Рафаэль Михайлович! Как чудесно! Мы только пять минут назад вас вспоминали! Как ваше сердце?

Рафаэль:

— Пока стучит…

— Ха-ха! Вы еще всех нас переживете! Ой, у меня предчувствие, что сегодня вы обязательно выиграете! Вам накрыть в отдельном кабинете или в общем зале?..

Это было подпольное казино, которое Рафаэль посещал с тех пор, как в Москве запретили азартные игры. В прошлый раз он оставил здесь сорок три штуки наличными (!) и сегодня рассчитывал на сатисфакцию.

В «общем зале», а вернее, в просторной комнате, где Рафаэль расположился, отдыхали человек десять. Знакомый немолодой немец в компании стеснительной модельки (Xw/21/4) подзаряжался перед игрой шнапсом и дымил сигаретами, как мазутная котельная. Девчонка неплохо шпрехала на Deutsch, но все же, видимо, на троечку, поскольку собеседник частенько ее переспрашивал. Немца звали Курт, он промышлял редкоземельными металлами, и у него было вырезано одно легкое. Старый кутила утверждал, что принадлежит к древнему тевтонскому роду, и был всегда неудержимо весел, будто внутри у него поселился аскаридой неугомонный паяц. Остальных Рафаэль не знал — какие-то понтовитые коммерсы и слуги народа вперемешку с дорогостоящими куртизанками.

Рафаэлю принесли аппетитно оформленные закуски и мартини, все за счет заведения. Только он запасся ломтиком свежеиспеченного чесночного хлеба, только макнул его в пахучий оливковый соус, размазанный по тарелке, только насадил на вилку колечко кальмара, половинку микроскопического помидорчика, веточку рукколы и очищенную креветку, как услышал над ухом:

— Белозёров, жрешь без меня!

Он вздрогнул, креветка соскочила с вилки, упав на скатерть.

За его столик присела переодетая в вечерне-сексуальное и изощренно накрашенная Лайма Гаудиньш. И вы выглядите значительно моложе! Ее обволакивало тягучее, волнующее благоухание с выразительным шлейфом шика и таинственности. Он узнал этот парфюм — новые духи «Gucci by Gucci» (стоимость бренда «Gucci» оценивается в 8 миллиардов долларов, 41-е место в рейтинге «Best Global Brands»), которые он преподнес Лайме на 8 Марта с разрешения Сергея Львовича. Но в этом превосходном аромате, превращающем в восторг все, с чем бы он ни соприкоснулся, Рафаэль неожиданно уловил нечто тревожное, гнетущее. Возможно, запах этих духов в его сознании так тесно переплелся с образом помощницы Миронова, что уже не мог восприниматься сам по себе.

Курт, да и остальные самцы, — все на пару мгновений забыли о своих не менее привлекательных спутницах.

Три месяца назад, после настойчивых требований Лаймы, Рафаэль поручился за нее перед Таракановым, после чего Лайма стала полноправным членом этого нелегального игрового клуба и получила пароль и пластиковый ключ. С тех пор она и здесь не оставляла его в покое…

— Миронов «пробил» Саймона по своим каналам! — напрямки сообщила Лайма, не стесняясь быть услышанной всеми.

В ее широко раскрытых глазах поблескивали золотые искорки.

Рафаэль взял двумя пальцами упавшую креветку, подул на нее и положил в рот. На скатерти осталось жирное пятнышко.

— И что?

Он решил, что его самонадеянные враки про англичанина развенчаны, что все низвергнуто в тартарары и что эта мироновская подстилка явилась сюда только затем, чтобы пропеть глумливый реквием у надгробия его надежд.

Лайма насыпала из солонки на пятно толику соли.

— Короче, мы все в ауте! — сообщила она со свойственной ей мимикой. — Выяснилось, что Саймон не только разыскивается лондонской полицией, но и числится в реестре Интерпола по поводу организации кражи блокнота Пикассо из парижского музея художника!

— Невероятно! — пробормотал Рафаэль. — Чудеса!

— Мы два раза перепроверяли. Все сходится: Саймон Брукс, и фото — не ошибешься!..

Часом позже в игровом зале Рафаэль безучастно подкидывал фишки мелкого номинала на зеленое сукно рулетки, а Лайма, сидя рядом, лишь цепко наблюдала за его игрой. Она разменяла две тысячи рублей и спустила их в первые пять минут, делая ставки, как и любая мадемуазелька, просто на понравившееся число. Аромат ее духов по-прежнему не отпускал сознание Рафаэля.

За тем же столом потомок тевтонских рыцарей Курт вдохновенно натаскивал свою модельку-симпатяшку на правила игры, уделяя первостепенное значение соотношению между ставкой и выигрышем:

— Meine Liebe, das heißt eine direkte Wette. Fünfunddreißig zu eins. Ein hübscher Batzen Geld!

(Моя любовь, это называется «прямая ставка». Тридцать пять к одному. Очень хороший куш! — нем.)

Фройляйн все время кивала, но, похоже, изрядно подзапуталась в немецких оборотах. Надо было лучше учиться в школе!

Рафаэль:

— Kurt, leave the poor girl alone, she is about to cry![4]

Немец так безудержно рассмеялся, будто я отчебучил шутку века. Туго же у них в Тюрингии с юмором, если они ржут, только пальчик покажи!