Дилер рулетки:

— Ставки сделаны!

Курт:

— Let her cry! Her tears are diamonds for me![5]

Запущенный шарик интригующе кружил в колесе рулетки, приготавливаясь кого-то озолотить, а кому-то показать жирный кукиш. Все гениальное просто!

Рафаэль:

— I would have been an oligarch years ago had I been able to turn my women’s tears to diamonds![6]

Курт в изнеможении откинулся на спинку стула. Долго еще его плечи сотрясали приступы рыдающего смеха.

Рафаэль наклонился к уху Лаймы:

— Зачем ты опустила Расторгуева?

Лайма:

— Ты с ума сошел? Это он меня обидел!

Рафаэль:

— Лайма, не рассказывай сказки! Тебе далеко до Андерсена!

Лайма:

— Хорошо, пойдем поговорим…

У барной стойки Лайма гневно прикурила. У нее мелко задергалось веко, она его прижала пальцем и растерла.

— Тут читал в Интернете, — заметил Рафаэль, — ученые обнаружили, что в сигаретах до фига бактерий и даже каких-то червячков. Те микроорганизмы, которые выживают после «температурной обработки», поселяются в наших легких…

— С Расторгуевым — это было последнее мое тебе китайское предупреждение! Ты никогда за собой не замечал, что смотришь не на меня, а сквозь меня? — выпалила Лайма Гаудиньш, со злостью раздавив сигарету в пепельнице. — Когда ты со мной разговариваешь, у тебя холодные, стеклянные глаза! Ведь я для тебя — пустое место, мироновский хвостик! Ты обо мне думаешь так: толку от нее нет, она ничего не решает, ни в чем не шарит, да и срок годности ее окорочков давно истек! Чего с ней вообще разговаривать? Тебе только послать меня осталось до кучи!

— С чего ты взяла?!

— Не спорь, пупсеныш, ты еще слишком глупый, необстрелянный! Если тебе случайно удалось попасть в кабинет Миронова — это совершенно не значит, что априори жизнь удалась! Как попал, так и выйдешь, только без копейки в кармане! Это всего лишь значит, дорогуша, что тебе дали малюсенький шансик, позволили поставить на «зеро» и еще подумают, что с тобой делать: взять в команду, чтобы было кого с утра до вечера нагибать раком, или сожрать с потрохами! Ты их пока не прочухал, поверь мне, они недочеловеки, каннибалы! Ты вообще кем себя возомнил? Гением рекламы, пожирателем женских сердец, самым крутым челом на планете? В реале ты — наивный барабашка, в твоей попе один ветер свищет! Все твои поступки — необоснованная самонадеянность, недальновидная рисовка! Я вижу тебя как на ладони! Я знаю о тебе все!

«Знакомая фраза! Уж не она ли написала то утреннее письмишко про любовь и все такое?» — подумал Рафаэль, а сам сказал с обидой в голосе:

— Наговорила сорок бочек арестантов!

— Что?!..

Здесь Лайма завелась еще больше и говорила бы, наверное, до второго пришествия, если б Рафаэль, пропустивший внутрь, пока суд да дело, два раза по пятьдесят, не остановил ее измученным восклицанием:

— Постой! Чего ты хочешь?!

Лайма перевела дух, посчитав первый раунд мордобоя выигранным, попросила у бармена выпивки и огляделась. Их мог подслушивать вот этот басурман с неприятным «запашком» финского акцента или вон тот нефтяной обдолбыш, прилетевший в Москву «Тюменскими авиалиниями» на парочку дней, чтобы выпустить пар по полной. Но вряд ли их стоило опасаться, ведь завтра воспоминания обоих будут такими же смутными, как и представления о том, куда они спустили накануне такую прорву денег.

Лайма:

— Рафаэльчик, я хочу не так уж и много. Чтобы ты слегка делился со мной доходами от телемагазина — ну, на свое усмотрение, и чтобы обратил на меня внимание как на женщину. Согласись, не так уж и много по сравнению с тем, что ты получишь от меня взамен!

Рафаэль:

— По деревне цирк пошел!

Лайма:

— Ты без меня никто! Если хочешь, я тебе прямо сейчас это докажу! Или ты думаешь, я не вижу, как ты обкрадываешь Сергея Львовича?!

Рафаэль:

— Твоими устами… Пока убытки на убытках и убытками погоняют!

Лайма:

— Я посмотрю, что ты запоешь, когда я скажу Сергею, что ты оболгал честного предпринимателя Саймона Брукса! Я просто подменила факс, который ему прислали из ФСБ. Для тебя, Рафаэльчик, старалась! Я скажу ему, что ты мне угрожал и я вынуждена была сфальсифицировать сведения. А если этого будет недостаточно, я расскажу Миронову про твои связи с мафией. Фамилия Хабаров тебе знакома?.. И, конечно, свой грандиозный «ДиЕТПЛАСТ» ты никогда в жизни не поставишь в эфир 16-го канала! Я уж постараюсь!

Рафаэль махнул рукой знакомому и опрокинул рюмку.

— А нельзя обойтись деньгами «на свое усмотрение»?

— Нельзя, я продаюсь только в комплекте! И хватит меня унижать! Я тебе не какая-нибудь шалава малолетняя, как твоя Вики!

Эту женщину, это чудовищное турбулентное явление, Рафаэль явно недооценил. Она прижала его к стенке, как маньяк девочку в темном переулке.

— Откуда ты про нее знаешь?

— Я же сказала: я все про тебя знаю! Так что, пожалуйста, определи место для меня в своем графике!

Рафаэль, собственно, считал себя мальчиком весьма пронырливым, поэтому, после короткой паузы, ответил Лайме Гаудиньш с нездоровой искренностью:

— Ты вот тут чихвостишь меня направо и налево, а я, между прочим, давно хотел тебе предложить то же самое! Только боялся Миронова, выжидал…

Лайма:

— Он ни о чем не узнает! Точка!..

Через час в privat-room того же подпольного казино обнаженная Лайма Гаудиньш вышла из ванной и принялась проворно одеваться. Ее силуэт в полумраке комнаты, заставленной изящными формами спального гарнитура «Louis XIV» (со слов Тараканова), смотрелся очень даже декоративно: чуточку барокко, капельку романтизм, местами минимализм, немного возрастного деконструктивизма, но в целом комильфо и одобрямс.

— Пупсен, скажи своему пиписону, что у него теперь новая хозяйка! Еще раз будет отлынивать, накажу! — сказала она ласково.

— Обязательно! — ответил Рафаэль, пытаясь с кровати дотянуться до столика, чтобы поставить початую бутылку.

— Я шучу! Я все понимаю: ты устал, на нервах, не можешь расслабиться. Ничего, потихоньку ко мне привыкнешь, и все будет ошеломиссимо, как ты говоришь. Правда?.. Мамочка тебя не даст в обиду! — Она погладила Рафаэля по голове, почесала за ушком. — Пойдем с тобой на «Золотой граммофон»? Расторгуев тебе передал билеты?