Последовавшая битва была кровавой и дорого далась обеим сторонам, но в конце концов солдаты Стилихона ворвались в лагерь Алариха I и захватили его жену. Полководцы составили договор, согласно которому жену Алариха возвратят мужу, а северную Италию – Стилихону. Аларих отступил назад за Альпы, так и не обретя родины.12

Но хотя Италия и была отвоевана, империя продолжала разрушаться. У Римской Британии тоже возникли серьезные неприятности. Когда Маги Максим переплыл море и высадился в Галлии, стремясь завоевать римский престол, он взял с собой лучшую часть своего войска, и в течение всех последовавших лет оставшиеся солдаты отчаянно отбивались от «диких народов Британии», нагрянувших с севера и из-за моря. В 407 году остатки римской армии в Британии, разгневанные политикой далекой Равенны, провозгласили одного из командиров своим императором – Константином III. Как и Максим, Константин III не довольствовался званием императора одной Британии, которая была всего лишь Сибирью[33] Римской империи; он собрался также завоевать Галлию и Испанию.13

Пока армия Константина III двигалась на восток, Гонорий внезапно проявил своеволие. Ему уже исполнилось двадцать три года, и он, по-видимому, устал от того, что его жизнью и империей руководит Стилихон. До Гонория стали доходить слухи о том, что Стилихон планирует сочетать браком своего сына и сестру Гонория, Галлу Плацидию. После смерти Феодосия её воспитывали Стилихон с женой, и Плацидии уже исполнилось восемнадцать. Очевидно, это был ход в игре за власть: Стилихон не мог стать императором, но его сын, в чьих жилах было меньше варварской крови, взяв в жены девушку августейшего происхождения, мог добиться императорского престола.14

Гонорий послушался придворных, которые обвиняли Стилихона в изменнических умыслах, и арестовал своего бывшего покровителя. 23 августа Стилихон, не дожив до пятидесяти, но прослужив Риму уже более тридцати лет, был казнен в Равенне.

Когда серьезный старый враг Алариха I умер, тот немедля вернулся из своих скитаний по Центральной Европе и взял Рим в осаду. Римский сенат пытался договориться с вестготом о мире, предлагая заплатить выкуп золотом, шелками, кожами и пряностями, если тот отступит. Аларих взял выкуп и отступил – но он жаждал не только богатства. В 409 году он отправил Гонорию послание, угрожая императору снова осадить Рим, если Гонорий не отдаст вестготам под поселения земли Иллирика. Аларих всё еще искал столь труднодостижимую родину.[34]

Гонорий отказался – и Аларих выполнил свою угрозу, вновь повернув свои войска на Рим. В этот раз осада длилась несколько дольше, пока истощенные римляне не начали голодать, а в городе не вспыхнула эпидемия чумы. Аларих отказался уйти, обещая, что дождется, пока город вымрет от голода, если его народу не дадут места для поселения.

От Гонория, сидевшего в безопасной Равенне, не поступило никакой помощи. Он получил послание от римских войск, оставшихся в Британии. После отъезда Константина III они стали просить Гонория о помощи, но тот лишь направил им короткий указ, требующий справляться самостоятельно. У него не было лишних солдат, которых можно было послать в Британию или Рим.

Потому сенат предложил сделку. Римский народ никогда не принял бы Алариха как императора, но сенат мог объявить одного из своих членов, старшего сенатора Приска Аттала, императором вместо Гонория. Аларих же мог стать при нем магистром армии – то есть занять наивысший военный пост. Как прежде Стилихон, он мог стать правителем во всем, кроме собственно титула.

Для подкрепления договора вестготы и сенаторы обменялись заложниками. Эта стратегия гарантировала, что каждая сторона будет придерживаться договора из страха за жизни заложников. Одним из заложников с римской стороны был четырнадцатилетний Аэций, сын римского придворного; в итоге он вырос и возмужал среди вестготов.15

Теперь у западной части империи было три императора: Гонорий в Равенне, Приск Аттал в Риме и Константин III в Галлии. Вскоре в Испании некий высокопоставленный римлянин также провозгласил себя императором. Надежда на то, что христианская вера удержит единство среди этого беспорядка, испарилась. Единственной возможностью воссоединить западные земли для любого императора были новые завоевания.

Вскоре картонный император Приск Аттал и его магистр армии Аларих I рассорились. Когда сенат предложил объединить армии вестготов и римлян под единым командованием вестготского военачальника, Приск Аттал категорически отказался. Он заявил, что поставить вестгота во главе римской армии – позор.

Уязвленный этими оскорбительными для варваров высказываниями, Аларих предложил Атталу встретиться с ним в Ариминии, на северо-западном побережье Италии. Там он силой отнял алую мантию и диадему Приска Аттала и взял его в плен в его собственном лагере.16

После Аларих снова выступил на Рим. В августе 410 года он подошел к городским воротам и без труда вошел в город. Он был зол. Годами он искал признания у традиционных вождей Рима, желая продемонстрировать, что опыт и власть компенсируют его варварское происхождение – но признание ускользало от него. В ярости он разрешил солдатам разграбить город и забрать силой всё, что им было не положено по праву. Вестготы врывались в сокровищницы, хватали золото и драгоценности и поджигали всё, что хотели, хотя Аларих и приказал им пощадить церкви. Сам Аларих I взял в плен Галлу Плацидию, сестру Гонория.

События 410 года стали известны как разрушение Рима готами – хотя в этот раз город пострадал не так уж сильно, он знал и более жестокие нападения. Однако для многочисленных граждан империи, как на западе, так и на востоке, это было большим потрясением. Вечный Город, Рим, который, казалось, будет стоять всегда, ныне столь умалился, что его почти без труда смогла захватить банда вестготов. Ни один отряд чужеземцев не входил в город почти восемь веков, с 387 года до н. э., когда он еще не был столицей империи.

Иероним, некогда молодой секретарь епископа Римского, ныне разменял пятый десяток и жил в отшельничестве в восточной части империи, близ Вифлеема, занимаясь переводом Писания на латынь для западного мира. «Слова застревают у меня в горле, – написал он позже, узнав ужасную новость о Риме, – стенания душат меня. Город, завоевавший весь мир, сам был завоеван»17

В Северной Африке горевал Августин. Под впечатлением от падения Рима он начал писать свой великий труд «О граде божием». Было ясно, что Рим уже не Вечный Город, если даже когда-то им был. Это было земное царство, в свое время послужившее Богу, и теперь его время прошло. Но что же епископ Римский? Означало ли падение города то, что и христианство вскоре исчезнет?

Августин искал ответ тринадцать лет. Он снова вернулся к идее двойного бытия и двойного авторитета. Рим, писал он, был городом человека; во все времена, во всех краях города люди существовали рядом с градом Божьим, поистине Вечным Городом, невидимым царством духа. Люди выбирали, в каком городе им жить – и, хотя иногда интересы двух городов могли пересекаться, а их жители могли общаться друг с другом, обычно они расходились. Город человеческий искал власти; жители же Божьего града жаждали лишь почитать и восхвалять Господа. Рим пал – но град Божий будет стоять вечно.