— Они это провернули вместе?

— Ага. Думаю, он действовал с ними заодно. Вообще-то мне наплевать. Нам хорошо заплатили — это все, что я знаю. Даже если они не дадут нам посмотреть на игрища.

— И кто шантажировал Брэди и заставил его снять порнофильм изначально?

— Что? Я тебя не понял, — пробурчал Даррен Рейлли. Он покрутил ногой. — По крайней мере не сломана. Вот починит Уэйн свой нос, тогда я тебе не завидую. Он у нас злопамятный.

— Дэвида Брэди шантажировал и заставил снять порнофильм отец несовершеннолетней, с которой он переспал. Ты не знаешь, кто это мог быть?

— Грязный ублюдок. Нет, я не знаю.

— Я знаю, — раздался голос.

Когда я повернулся, чтобы взглянуть на Томми, то увидел, что голова его опущена и он весь трясется. Он поднял голову, и я поразился, заметив слезы в его глазах. Он что-то сказал, но я не расслышал. Я подошел поближе. Тогда он сказал мне на ухо:

— Моя дочь, Эд. Наоми.

И все сразу встало на свои места. Я достал записку, которую передали Джерри Далтону в регби-клубе, и посмотрел на нее. «Джерри, пожалуйста, позаботься, чтобы Дэвид Брэди это получил».

Вот почему почерк показался мне знакомым. Потому что это был на удивление элегантный почерк Томми, не совсем каллиграфический, но близкий к тому. В первый раз я получил от него записку, когда мне стукнуло лет девять. Там значилось: «На перемене ты мертвец». Лучший почерк в классе. Мы дрались в кольце орущих мальчишек, и я побеждал, когда Томми вдруг отступил в сторону и я врезал правым хуком в гранитную стену и костяшки моих пальцев мгновенно покрылись кровью. Он был умнее, чем выглядел, иногда умнее меня. Недооценивать Томми Оуэна было чревато.

Томми прислонился к еще одной покрытой брезентом немецкой машине, судя по форме — «БМВ», стоящей в конце гаража. Я оставил Даррена Рейлли и подошел к Томми.

— Рассказывай, — велел я.

— Она осталась у нас в тот раз, когда ты находился в Уиклоу, занимался делом о мошенничестве. Мы с ней славно ладили, хотя ее мамаша лезла из кожи вон, чтобы настроить ее против меня. Не говоря уже о том, что совсем распустила ее. Ты бы слышал, как она говорит — сплошная ругань, а ведь ей всего тринадцать лет. И этот макияж, и выбеленные волосы, и велюровый розовый костюм с надписью «Сочно» на заднице, еще татуировка на копчике, ну, ты знаешь, тавро проституток: вроде двух зигзагов молнии, указывающих вниз, на ее дырку. Срань господня. Неужто Паула все время обдолбаная, если разрешает Наоми так разукрашиваться? Но я ничего не сказал. Понимаешь, она хорошо учится, с ней можно посмеяться, и она всегда держала мою сторону против Паулы. Даже когда я бывал не прав.

Я повернулся, чтобы проверить, чем занимается Рейлли. Парень быстро отвернулся. Когда Томми начал говорить, он подошел поближе.

— Давай сначала избавимся от этого урода, Томми, а потом ты расскажешь мне свою историю.

Томми завязал глаза Даррену Рейлли шарфом, я открыл дверь, сел в «вольво» и задом выехал из гаража. Свет не горел, и когда Томми и Рейлли вышли и Томми потянулся, чтобы закрыть дверь, я заметил, что Рейлли дергает шарф. Шарф спустился ему на нос. Разглядев, где находится, Даррен снова сдвинул повязку на место и затянул потуже. Томми защелкнул замок на алюминиевой двери и сделал вид, что не заметил манипуляций Рейлли. Он пихнул его на заднее сиденье, и я поехал назад к гостинице «Вудпарк». Там Томми вытолкнул Рейлли из машины, и он двинулся по парковочной стоянке, грозя нам всеми возможными карами и матерясь. Томми сел в машину рядом со мной, я выехал на двурядную дорогу, а оттуда на шоссе, ведущее в город.

— Короче, — начал Томми, — сидим это мы и смотрим что-то по телику, как вдруг раздается стук в дверь и появляется некое чудо в перьях: голова выбрита, только кок торчит, ну, ты знаешь; Наоми тут же вскакивает: «Это ко мне, па», — и исчезает за дверью. Какой-то парень, она его ждала, я слышал, как они переговариваются в холле. Я молчу, не хочу вмешиваться. Она же так спешит, что забывает свой телефон, он так и остается лежать на подлокотнике дивана, один из навороченных, с камерой, ты знаешь. Из-за дверей слышится хихиканье, шепот, и у меня совсем мало времени, чтобы проверить телефон, узнать, кто ей звонит. Не очень красиво, но… ладно, проехали. Я ведь все еще ее па, верно? Решил сказать, что сам собирался купить такой же, если она войдет. И продолжаю просматривать фотографии. Ее друзья в школьной форме, молодые парни, Паула, моя мама, даже одна собственная фотография попалась. И тут снимок Наоми и девчонки Говардов, и они обе сосут член у парня. Мать твою, я едва не блеванул. Честно, не вру. И я смотрю дальше, и там еще фотографии, все они друг на друге, делают черт знает что и снимают друг друга. Потом трахаются совсем мерзко, и я узнаю в одном из мужиков Дэвида Брэди. На одном из снимков он подмигивает в камеру, тогда как Наоми… О блин! Черт бы все побрал.

Томми замолчал, и я слышал, как он дышит — глубоко и медленно, стараясь взять себя в руки. Туман снова сгустился; мир сократился до четырех рядов движения, без устали текущих в город и из города. Я прикурил две сигареты, протянул одну Томми, он взял, и машина наполнилась дымом.

— Я услышал, как хлопнула входная дверь. Она вернулась в комнату, вся в улыбках, красивая, ну, ты знаешь, все еще моя маленькая девочка. И я подумал: брось все, поговори с Паулой… не лезь в эти дела сам. Понимаешь, я так подумал, но разве мог я промолчать? Тринадцать лет… и этот гад лыбится, как… короче, я все выболтал, и она, разумеется, рассвирепела, обозвала меня ищейкой, и извращенцем, и говнюком и так далее и бросилась к двери, а я спрашиваю, знает ли об этом Паула? Это ее остановило. Ведь ладно татуировка, и одежонка, и все остальное, но картинки не произведут на Паулу приятного впечатления — за это можно поручиться.

У бывшей жены Томми крашеные рыжие волосы и немного грубоватое, но симпатичное лицо. Ее ненасытный аппетит в отношении мужчин можно сравнить с ее полным к ним пренебрежением. Паула умудрялась переспать с мужиком еще до первого свидания, что, соответственно, сводило на нет шансы на такие свидания в будущем и еще больше укрепляло ее в презрении к сильному полу. Недавно она попыталась весьма презрительно со мной заигрывать, просидев несколько часов в баре среди людей, у которых не имелось такого дома, куда бы им хотелось пойти. Я избегал ее, но с такой женщиной, как Паула, и в таком баре ты ощущал, что это дело времени. Но когда она застала мужика, жившего с ней несколько месяцев, за приставаниями к Наоми, то пырнула его в руку отверткой. «Я целилась ему в яйца», — сказала она Томми. Мужик уехал к брату в Копенгаген, что, вероятно, достаточно далеко, хотя лично я уехал бы еще дальше.

— И что потом случилось, Томми?

— Она призналась, что принимает таблетки в регби-клубе в Сифилде и спит с Брэди; он и уговорил ее потрахаться втроем. Похоже, это сейчас модно, девчонки облизывают друг друга и все такое, даже если они не лесбиянки. Омерзительно, мать твою. Она пыталась сделать хорошую мину при плохой игре, рассказывала, как ей было здорово, говорила, что я давно отстал, но я заставил ее вместе со мной просмотреть фотографии, и она в конце разревелась. Я чувствовал себя плохо, вроде как чересчур уж на нее навалился, но ведь я хотел ей только добра. Понимаешь, когда кто-то еще их увидел — я например, — до нее дошло наконец… что это стыдно.