Чуть нагнувшись вперед, Дэймон позволил себе вмешаться в разговор.

— Как раз наоборот, ваше высочество, — сказал он мягко, — возможность понимать слова делает оперу еще более привлекательной для обыкновенного англичанина.

Лаззара взглянул на Дэймона через плечо, как на пустое место.

— Откуда вам-то знать об этом, сэр? Вы не производите впечатления человека, разбирающегося в опере.

— Вы глубоко заблуждаетесь. Я большой любитель опер. Как раз в прошлом году в Риме я имел удовольствие быть на премьере оперы Россини «Севильский цирюльник».

Брови Лаззары взметнулись от удивления.

— Что вы говорите? Дэймон улыбнулся.

— Представьте себе. И поскольку у нас, англичан, комедия — любимый жанр в искусстве, я не удивлюсь, если ее вскоре исполнят здесь, в Лондоне, на нашем родном языке.

Лаззара лишь учтиво пожал плечами. Его самолюбие было явно задето столь неоспоримыми доводами, и он обиженно надулся, понурив свой королевский нос. А Элеонора снова неодобрительно посмотрела на Дэймона.

Поймав ее осуждающий взгляд, он откинулся на спинку кресла, довольный, что ему, по крайней мере, удалось заставить ее задуматься над огромной пропастью, которая разделяла их культуры.

Сидя рядом с Дэймоном, Тесс с любопытством наблюдала за ним, пока ее внимание не отвлекла суета на противоположном балконе. Зрители встали, чтобы поприветствовать приезд его королевского высочества, принца-регента. Дэймон увидел, что его кузина с облегчением вздохнула, когда свита Принни устроилась на своих местах и концерт, наконец, начался.

Во время первого акта Элеонора сидела, сгорая от волнения, всем существом чувствуя присутствие Дэймона за своей спиной и злясь на себя за это. Как назло, выглядел он просто сногсшибательно в своем черном вечернем наряде с шейным платком, отороченным белыми кружевами, так выгодно оттеняющими его бронзовый загар. Совсем не смотреть в его сторону стоило Элеоноре поистине героических усилий.

Но сдерживаться ей отчасти помогало возмущение, которое она испытывала. Этот мерзавец, по всей видимости, не собирался оставлять ее в покое и продолжал назойливо досаждать им с принцем, где бы они ни появлялись, тем самым, приводя ее в отчаяние.

С другой стороны, Элеонора не могла не признаться себе, что присутствие Дэймона будоражит и до предела обостряет все ее нервы и чувства. Что поделать, ну не было среди ее знакомых человека, с которым ей было бы настолько интересно, который мог бы, подобно Дэймону, вдохнуть в нее столько жизни и энергии, а она, как назло, приходила в восхищение именно от таких людей — пытливых, ироничных, остроумных. И уж если быть честной до конца, Элеонора очень хотела расспросить его о недавнем путешествии по Европе… Однако она ни при каких обстоятельствах не допустила бы подобной оплошности.

Но зато Эль искренне радовалась встрече со знакомым Дэймона, выдающимся доктором мистером Гиэри, девушка была наслышана о том, как ему неоднократно удавалось вытащить с того света тяжелобольных пациентов. По слухам, его больница была уникальна тем, что доктор культивировал в ней абсолютную стерильность, в то время как большинство его коллег поднимали такие идеи на смех, хотя в медицинских кругах необходимость соблюдать чистоту постепенно становилась все более актуальной. Элеонора восхищалась гениальными людьми в области науки, особенно теми, которые решались идти против общественного мнения.

Она также восторгалась кузиной Дэймона, ее участием в благотворительной деятельности. Элеонора уже несколько раз на протяжении последних месяцев встречала Тесс Бланшар, поскольку ту связывала тесная дружба с сестрами Лоринг. Тесс давала уроки в Академии для юных леди, вместе с Джейн Керутес, отвечая за осуществление учебного процесса.

Совсем недавно Элеонора обратилась к мисс Бланшар, чтобы узнать, как помочь бедным и скрасить жалкое существование тех, кому повезло в этой жизни меньше, чем ей.

К счастью, когда на сцену вышла мадам Джудитта Паста,[1]чтобы спеть арию из «Севильского цирюльника» Россини, Элеонора немного отвлеклась от мыслей о Дэймоне.

Итальянская знаменитость, обладательница редчайшего по красоте сопрано, недавно дебютировала в Лондоне, и хотя отзывы критиков о ней до сих пор были противоречивы, первые же ноты, мелодично полившиеся со сцены, пленили Элеонору. Она сидела, не в состоянии скрыть восхищения от голоса мадам Паста, летевшего по залу с какой-то завораживающей силой, а когда последняя звонкая нота стихла, на глазах у Элеоноры выступили слезы. И в тот же миг, когда она украдкой стала вытирать глаза, Дэймон, склонившись над ее плечом, протянул свой носовой платок.

Элеонора, вздрогнув, обернулась с выражением признательности и прошептала: «Благодарю», однако, тут же поняла, что допустила ошибку, встретившись взглядом с Дэймоном. Ее сердце упало, когда она увидела обезоруживающую нежность в глубине его темных глаз. Ту самую струящуюся нежность, которая сводила ее с ума в дни их помолвки.

«Боже мой, во время всего действия он неотрывно наблюдал за мной и моей реакцией на пение», — подумала Элеонора, взволнованная и потрясенная этой мыслью.

Она быстро отвернулась и снова устремила взор на сцену. Ей никак не удавалось сосредоточиться на очередной музыкальной пьесе, зазвучавшей вслед за арией, но потом все-таки она сделала над собой усилие и после драматического чтения зааплодировала, улыбаясь смешным репликам актера, а кривляние забавного мима вызвало у нее искренний смех.

По окончании концерта Элеонора все же взяла себя в руки, и теперь она была уверена, что сможет взглянуть Дэймону в лицо с невозмутимым спокойствием.

Хорошо, если бы можно было попрощаться прямо здесь, в зале, а не в многолюдной толпе. Леди Белдон настояла на том, чтобы они тотчас ушли, не дожидаясь окончания спектакля, к тому же их карета была уже подана.

Пока компания шествовала по коридору, а потом вниз по широкой лестнице, Лаззара по-рыцарски заслонял Элеонору от давки, а синьор Векки оберегал безопасность ее тетушки. Они почти дошли до последнего лестничного пролета, как вдруг принц резко пошатнулся. От неожиданности, громко вскрикнув и не дойдя трех последних ступенек, он покатился вниз, едва не потащив за собой Элеонору. Ее спасло лишь то, что Дэймон успел схватить ее за руку и чудом уберечь от падения.

— О святые небеса! — в смятении воскликнула леди Белдон, пока Элеонора с трудом приходила в себя от пережитого шока.

После первых секунд потрясения она вырвалась из рук Дэймона и, стремительно преодолев последние ступеньки, стала на колени рядом с перепуганным принцем, который лежал пластом на ковре, тяжело дыша…

— Ваше высочество, вы не ушиблись?!

Вместо ответа из его груди вырвался жалобный стон, он повернулся на бок и схватился рукой за левую коленку, по всей видимости, испытывая острую боль.