Прислонившись к стволу березы, под которой на мелкую чистую гальку (около ста «КамАЗов» завез он сюда лет пять назад, благоустраивая речной берег) был небрежно брошен знакомый льняной сарафанчик, он задумчиво смотрел, как она переплывает реку. Туда и обратно. На сарафанчике лежали очки. Те самые очки, которые почему-то притягивали его как магнитом. Воровато покосившись в сторону реки, Аржанов взял их в руки. Тонкая серебряная оправа. Стекла с диоптриями, хотя и небольшими. То есть очки она носит не для солидности. И на том спасибо.

Заметив, что Злата возвращается, он аккуратно положил очки на место. Она заметила его лишь метра за два до берега. Видимо, действительно не очень хорошо видела. От неожиданности неловко всплеснула руками, подняв волну, залившую ей лицо, но справилась с собой и, приняв максимально невозмутимый вид, нащупала дно, встала в полный рост и вышла из воды.

Высоко собранный узел волос делал ее лицо строгим, а отсутствие очков – совсем молодым и каким-то беззащитным. Крупные речные капли блестели на гладкой белой коже, стекали, образуя быстрые дорожки, прокладывающие себе путь между двумя холмиками грудей, вдоль подтянутого живота, вниз по длинным стройным ногам. У Аржанова пересохло во рту.

Подойдя к нему, она вытянула из-под сарафанчика принесенное полотенце, замоталась в него, скрываясь от нескромного аржановского взгляда, нацепила очки и строго на него посмотрела.

– Как вы себя чувствуете?

Аржанов чувствовал себя как идиот-восьмиклассник, который пялится на полураздетую женщину. Но говорить ей об этом не собирался, да и спрашивала она, наверное, о чем-то другом. Ах да! У него же спина.

– Спасибо. Все хорошо.

– Но укол не может действовать до сих пор. Вы убеждены, что вам не надо сделать еще один?

– Убежден. С утра у меня был врач, мануальный терапевт, который поставил мне все на место. И да, спасибо за идею с ботулотоксином. С ним действительно все проходит гораздо быстрее, чем без него.

– А где вы в этой глуши взяли мануального терапевта и ботулин? – искренне удивилась Злата. – Да еще рано утром? Вы ведь в девять уже в столовой были, хотя вчера вечером ничто не предвещало, что вы сможете хотя бы встать, не то что ходить.

– В семь утра все это доставил вертолет. Из областного центра.

– Вы шутите?

– Какие могут быть шутки про вертолет? Я абсолютно серьезно.

– Да-а‑а. Хорошо иметь такие возможности. Но как бы то ни было, я рада, что у вас ничего не болит.

– Признаться, я тоже, – засмеялся Аржанов.

– Александр Федорович, – она стала еще серьезнее, хотя это казалось невозможным, – мне не нравится все, что здесь происходит.

– Целиком с вами согласен. Мне это тоже не нравится. Это моя база, я вложил в нее много сил и труда, и мне не нравится, что кто-то считает для себя возможным здесь воровать и убивать. И мне хотелось бы понять, имеет ли одно отношение к другому. Да и вообще тут много странного.

– Например…

Мысли в его голове щелкнули, выстраиваясь в ряд. В ее присутствии все становилось простым и ясным.

– Злата, это охотничья база. Сюда приезжают люди, которые не могут жить без охоты. Это их страсть. Их призвание. Их образ жизни. Поверьте мне, попасть сюда не так-то просто, и многие визиты расписаны на несколько месяцев вперед. И вот приезжает компания, в которой большинству охота даром не нужна. Это непонятно.

– Если вы нас со Светкой имеете в виду, то ничего непонятного тут нет.

– Несомненно, это и вы со Светланой. Конечно, бывало, что наши гости привозили с собой женщин, но это были… м‑м‑м… женщины другого сорта.

Злата покраснела.

– Но не только вы. Зачем приехал сюда Гриша? Он не скрывает, что никогда не был на охоте. У него даже ружья нет. Я ему свое давал. Что ему делать на охотничьей базе, если он не увлекается охотой?

– Котик… ой, извините, Константин Алексеевич сказал нам со Светой, что у него какие-то семейные проблемы, чуть ли не трагедия, и ему понадобилось развеяться.

– Злата, на охоте не расслабляются. Это не спа-салон. А Щапин?

– Что – Щапин? Он как раз рассказывал, что очень любит охоту. Да и стрелял вчера только он один. Остальные так, по полю и лесу гуляли.

– Вот именно. Он стрелял практически сразу. Так никто никогда не делает. Такое чувство, что он стрелял в воздух. Не говоря уж о том, что с оружием он обращаться не умеет. Ружье не мог в подставке закрепить, пока ему Санек не помог. Зачем Муромцев притащил помощника? Сто раз ездил сюда один – и тут на тебе, явился с помощником, который ему точно ни за чем не нужен. Зачем Костромин солгал, что в лесу был расстроен срочным телефонным звонком?

– Почему солгал? – не поняла Злата. – Откуда вы знаете?

– После последних ворот сотовая связь не берет, – вздохнул Аржанов. – Мы специально глушилки ставили, чтобы внезапные звонки зверей не отпугивали. Ему не могли позвонить. Но он тем не менее сказал, что ему позвонили. Зачем? И вот все эти вопросы не дают мне покоя.

Злате захотелось рассказать ему про подслушанный вчера телефонный разговор Парменова и про неведомое Залесье, проблемы с которым после гибели Санька оказались полностью решенными.

– Александр Федорович… – начала она.

– Зовите меня Сашей, ладно? – попросил обычно не терпящий фамильярности Аржанов. – Я же вас зову Златой. Кстати, откуда у вас такое имя необычное?

– Это семейная история. – Злата улыбнулась, отчего у нее на щеках появились соблазнительные ямочки. Аржанов невольно залюбовался. – У меня папа – энергетик. Когда я еще не родилась, он работал инженером, ГРЭС строил. И его отправили в командировку в Прагу, помогать чешским товарищам. На три месяца. Он страшно переживал, потому что мама беременная была, он ее не хотел оставлять так надолго. Но отвертеться не смог и поехал. И там влюбился. В Прагу влюбился. Говорил, что красивее города никогда не видел. Маме в письмах описывал ее улочки, золотые крыши, соборы. И когда вернулся, очень по Праге тосковал. У него с уст не сходило: «Злата Прага, злата Прага». И когда я родилась, он настоял, чтобы меня назвали Златой. В честь Праги. Смешно, да?

– Нет, почему смешно? Красиво. А ваш папа когда-нибудь туда еще возвращался?

– Да, он все мечтал маму туда свозить. И когда стало возможно ездить в турпоездки, они сразу туда отправились. И потом еще ездили несколько раз. Папа говорит, что Прага – город счастья.

– А вы там были?

– Нет. Папа всегда говорил, что в Прагу нужно ездить как в романтическое путешествие. Обязательно вдвоем. Без детей, без друзей. Потому что так ее очарование открывается особенно сильно. И что в этом плане Прага гораздо лучше Парижа. Он маму и в Париж возил. И они оба приехали разочарованные. Грязно. Шумно. Опасно. Я, кстати, с ними согласна. В Париже я была. И мое впечатление тоже сильно не совпало с ожиданиями. Все фильмы о мушкетерах и прочие романтические парижские истории нагло врут.