позволял ответить на целый ряд вопросов брачно-семейных отношений путем применения к ним хорошо разработанных договорно-правовых конструкций. Одной из проблем, которая решалась на основе конструкций договорного права, являлась проблема условных браков, т.е. когда брачное согласие давалось под условием.

Средневековое каноническое право выработало определенные подходы, положив в основу классификацию самих условий, выделяя среди них те, которые противоречили либо не противоречили существу брака, являлись или не являлись постыдными, наконец, относились ли они к настоящему или будущему времени. В определенной степени этот подход был воспринят и Кодексом 1917 г.

В настоящее время каноническое право католической традиции продолжает допускать возможность условия в брачном согласии, но в целом подход упрощен как по сравнению со средневековым, так и по сравнению с Кодексом 1917 г. Суть современного подхода в следующем.

Прежде всего принципиально не допускаются условия, относящиеся к будущему времени, – если сторона выдвигает в качестве условия брачного согласия именно какое-либо обстоятельство, относящееся к будущему времени, возникает дефект согласия, и брак не заключен[159].

Что же касается условий, относящихся к настоящему или будущему времени, то они допускаются, и действительность брака в этом случае ставится в зависимость от наличия или отсутствия соответствующего обстоятельства, о котором сказано в условии. Примерами могут быть: «я женюсь на тебе, если ты никогда не была раньше замужем» или «я выхожу за тебя замуж, если ты не алкоголик (не болен неизлечимой болезнью, не отличаешься аморальным поведением и т.п.)». Понятно, что такого рода условия в определенной степени выходят и на ошибку в качестве лица, о чем речь шла выше.

Важно отметить, что речь идет именно об условиях, а не других аспектах, таких как мотивы, причины и т.п., хотя они могут быть внешне схожи. Например, выражение «я выхожу за тебя замуж, потому что ты хорошо образован и сделаешь блестящую карьеру» указывает на мотив, в лучшем случае – причину брачного согласия, но при этом не является условием и не имеет правового значения. Другое дело, если та же фраза прозвучит как «я соглашаюсь выйти за тебя замуж, если ты сделаешь блестящую карьеру» – в этом случае налицо условие, относящееся к будущему, что делает подобный брак недействительным.

При этом современное каноническое право не содержит какой-либо классификации условий, не выделяя среди них соответствующие или несоответствующие сути брака и т.п., тем самым Кодекс не дает нормативного подхода к решению вопроса о том, допустимо ли какое-либо условие или каковы критерии допустимости условия. Вместо этого Кодекс занял другую позицию, императивно установив, что условия, относящиеся к настоящему или прошлому, могут выдвигаться только с разрешения местного ординария[160]. Кодекс тем самым подразумевает полномочие местного ординария оценить характер условия с точки зрения его приемлемости для брачного согласия.

Принуждение и страх. Данный дефект имеет место, когда брак заключается не добровольно, но либо насильно, либо под воздействием страха – «брачное» согласие в результате не направлено на создание партнерства всей жизни, а становится средством избавиться от такого насилия или угрозы[161].

Такой подход воспринимается как само собой разумеющийся, не вызывающий возражений. Проблему, тем не менее, может представлять то, насколько данный дефект имел место в каждом конкретном случае, поскольку такие понятия, как принуждение и страх, могут восприниматься неодинаково различными людьми и в различных культурах.

В связи с этим Кодекс устанавливает ряд критериев, при соответствии которым принуждение и (или) страх могут рассматриваться в качестве оснований, порочащих брачное согласие. Данные критерии следующие.

Во-первых, страх должен быть сильным. Для ответа на вопрос о степени силы страха канонистика допускает т. н. «объективный критерий», т.е. насколько то или иное обстоятельство было бы воспринято в качестве действительно устрашающего «средним разумным человеком».

Во-вторых, источник страха должен существовать объективно, как внешнее обстоятельство, а не как что-либо субъективно воображаемое соответствующим лицом – в последнем случае может иметь место не собственно страх, а мнительность лица. Исследование данного вопроса представляет собой непростую проблему в случае наличия т. н. «благоговейного страха», когда, например, невеста не осмеливается противоречить мнению родителей, в то же время сложность вопроса в том, что далеко не обязательно благоговейный аспект страха исключает его реальность, которая может иметь место в соответствующем социально-культурном контексте.

В-третьих, даже при соответствии страха двум указанным выше критериям необходима ситуация, при которой избежать страха (реализации угрозы) невозможно, иначе как заключив брак. При этом не будет иметь значения, о каком именно браке идет речь – это может быть как брак с конкретным лицом, так и брак вообще; равным образом и запугивание может иметь целью не заключение брака, а какую-либо другую цель, но значение имеет лишь то, что брак становится средством избежать угрозы.[162]

1.5. Прекращение брачных отношений

Каноническое право не может проигнорировать ситуацию, при которой конкретный брак не достиг тех целей, ради которых существует институт брака, когда вместо взаимного блага супругов налицо одностороннее или взаимное желание его прекратить, либо существующий брак превращается в препятствие на пути укрепления в вере и воцерковления. Это не означает отхода от нерасторжимости брака как его существенного свойства.

В подобных случаях применимы правовые конструкции, направленные либо на фактическое прекращение брачных отношений, хотя и с сохранением юридической связи между супругами (разделение супругов), либо на полное расторжение таких отношений как с фактической, так и с юридической стороны (развод, признание брака недействительным).

1.5.1. Развод

Данный институт допускается каноническим правом католической традиции (православному каноническому праву он неизвестен) и представляет собой фактическое раздельное проживание супругов (в терминологии Кодекса 1917 г. – «разделение от постели, стола и жилища») при сохранении юридической силы брака, т.е. несмотря на фактическое раздельное проживание супруги сохраняют юридическую связь и не могут заключить другой брак (ligamen). Такое раздельное проживание допустимо только при наличии веских причин – каноническое право категорически запрещает раздельное проживание супругов просто по их взаимному согласию, устанавливая позитивную обязанность совместного проживания: «Супруги обязаны и вправе сохранять брачное сожительство, если законная причина не освободит их от этого»[163]. Канонический законодатель в данном случае исходит из того, что достижение существенных целей брака – партнерства всей жизни, блага супругов – требует совместной жизни супругов, поскольку опыт человечества показал, что длительное раздельное проживание супругов имеет негативные последствия и для супругов, и для их способности и готовности вести совместную жизнь, и для воспитания потомства. По этой причине каноническое право допускает раздельное проживание только при наличии установленных законом оснований.

В качестве таких оснований каноническое право допускает супружескую