– Нет, – ответил он, но, почувствовав фальшь в своем голосе, постарался изменить тон. – Нет, это вполне разумно. На что мне нужно будет обратить внимание?

– Для начала просто сообщите мне, если он внезапно исчезнет. Отдайте мне, пожалуйста, часы.

– Нет, – ответил Таниэль, и ему пришлось ухватиться за край стула в попытке сохранить твердость под взглядом вдруг сузившихся серых глаз Уильямсона. – Если он замешан в это дело, а я приду завтра без часов, он догадается, что что-то произошло, он очень проницателен. Кто ваш консультант?

– Я предпочту не…

– Пожалуйста. Я это сделаю, буду рад это сделать, но не заставляйте меня чувствовать себя стреноженным. Он заметит, если у меня не будет с собой часов, – он сглотнул слюну. – И я понимаю, я не ношу мундира, но я за свою карьеру точно подписал больше документов о неразглашении государственной тайны, чем вы.

– Ну что ж, – вздохнул Уильямсон, и Таниэль понял, что он не слишком доволен. Последовала пауза. – У меня нет с собой его карточки, я не бросаю вещи где попало. Сможете запомнить имя и адрес?

– Да.

– Фредерик Спиндл. Трогмортон-стрит, возле Белгравии.

У Таниэля снова заныл затылок, и он потер его. Он чувствовал полный упадок сил, происходило ли это от облегчения или от беспокойства – он и сам не знал.

– Ну, на вас работают явно не китайцы с Лаймхауса…

– Состоятельных людей нелегко подкупить, – холодно ответил Уильямсон. – И он лучший в своем деле.

– Если он лучший, то почему, хотел бы я знать, какой-нибудь механический персонаж не гладит для меня мою одежду, напевая при этом арии из «Летучей мыши». А у Мори, между прочим, есть механический осьминог.

– Вы сердитесь, – сказал Уильямсон, слишком удивленный, чтобы огрызнуться в ответ. – Я знаю, это трудное задание, но он вас уже знает, поэтому…

– Извините. Боже, я совсем не хотел говорить резкости.

– У всех сейчас натянуты нервы. Ничего страшного.

Таниэль сдался.

– Он был добр ко мне, Долли. Посадил меня за стол у себя на кухне и напоил чаем. С булочками, черт побери. Я не помню, когда меня в последний раз… – он прервал себя и посмотрел на стол с надписью мелом. – Я закажу для вас нормальные канцелярские принадлежности, а то у вас стол расчерчен, как для игры в классики.

– Послушайте, это могло произойти с кем угодно. Особенно с человеком в вашем положении…

– И корзину для бумаг. Вы не можете все время пользоваться этой чертовой шляпой.

– Спасибо, – вздохнул Уильямсон.

Таниэль кивнул в ответ и пошел обратно наверх заполнять бланк заказа. Он как раз подделывал подпись, когда возле него остановился старший клерк.

– Боже правый, Стиплтон, отправляйтесь домой. Пока вы не залили кровью весь телеграф.

– Спасибо, сэр.

– Это моя подпись?

– Да.

Он присмотрелся.

– Неплохо. Валяйте дальше.

Таниэля разбудила паровая игрушка. Выкатившись из его кармана на одеяло, она перемещалась уморительными зигзагами. По пути домой Таниэлю казалось, что он не так уж плохо себя чувствует, но, едва оказавшись у себя в комнате, он рухнул в постель и забылся, даже не успев раздеться или перевязать руку. Он спал без сновидений и, проснувшись, не мог определить, сколько времени прошло, хотя и видел, что довольно много. В комнате было тепло от яркого солнца, рассеявшего туман.

Он нашарил часы, обнаружив при этом, что рукав его рубашки затвердел от засохшей крови. В комнате было очень тихо, слышно было лишь тиканье часов и шуршание пододеяльника, когда он проводил по нему пальцами. На часах была половина второго. Таниэль уткнулся лицом в подушку. Цепочка от часов впилась ему в бедро, но у него не было сил повернуться. Когда он, наконец, заставил себя сесть, то обнаружил, что его комната изменилась. Крошечная, пустая и чистая – как будто в ней никто и не жил никогда. Подсознательно он не собирался сюда возвращаться. Он сидел, глядя на кружившую в солнечном луче пыль. Комната выглядела в точности как в тот день четыре года назад, когда он снял ее и впервые вошел сюда. И вся его жизнь с этого момента представляла собой непрерывное движение по кругу.

Наконец он встал. Ему пришлось медленно, с трудом высвобождать руку из заскорузлого от крови рукава одолженной рубашки, отрывая его от раны и присохших волосков. Таниэль отмыл руку, вскипятил чайник и замочил рубашку в раковине, но пятна не отошли. Придется ему извиняться перед соседом Мори. Мысль о возвращении в дом Мори чуть было снова не погрузила его в забытье. Уильямсон дал ему простое задание, но выполнить его было нелегко. Таниэль мало подходил для беспристрастной слежки за человеком, проявившим к нему отеческую заботу.

Он смочил волосы холодной водой, чтобы окончательно проснуться. Отрезал полосу ткани от испорченной рубашки и, за неимением бинтов перевязав ею рану, облачился в собственную чистую рубашку. Затем нашел карту Лондона. Трогмортон-стрит находилась, как и говорил Уильямсон, совсем рядом с Белгравией. Пошарив по карте глазами, он нашел Найтсбридж: загнутый внутрь завиток Филигранной улицы был так мал, что ее название не было обозначено. Таниэль быстро свернул шуршащую карту.

Мастерская Спиндла оказалась не так далеко от дома Мори, к тому же на соседних улицах находилось еще три или четыре часовых мастерских. Таниэль открыл дверь, громким звоном колокольчика возвестившую о его приходе. Спиндл с помощью двух пинцетов разбирался в хитросплетениях лежащего перед ним часового механизма. Стол, за которым он сидел, был покрыт зеленой бархатной скатертью, расчерченной на пронумерованные квадраты, и в каждом из этих квадратов лежала крошечная деталь часового механизма. В его очки было вставлено несколько линз сразу, и они, казалось, увеличивали левый бледно-зеленый глаз Спиндла сильнее, чем правый. Он снял очки и прикрыл объект своего исследования куском ткани, так что под ней вырисовывались только контуры механизма.

– Вы застали меня врасплох, – сказал Спиндл, улыбаясь. – Я был погружен в работу. Правительственное задание, знаете ли. Тут то, что осталось от бомбы из Скотланд-Ярда. Что-то случилось?

Таниэль остановился на расстоянии пяти футов от его стола. Уильямсон говорил ему, что часовщик консультирует полицию, и можно было предположить, что бомба находится у него в мастерской, но это оказалось для него неожиданностью.

– Нет, – ответил он и подошел поближе. – Меня прислал сюда суперинтендант Уильямсон.

– Но мой отчет еще не готов…

– Неважно, он хотел, чтобы вы взглянули на это.

Спиндл светился приветливостью, но, когда Таниэль достал часы, изменился в лице. Он осторожно взял их своими тонкими пальцами и открыл крышку.

– Это работа Кэйты Мори.

Таниэль кивнул.