— А меня вылечите?

— Тебя? — задумалась жрица, протянув руки к моему рассечённому боку, на который Трайен накладывала повязку.

От решительного прикосновения Гретты я сморщился и рыкнул. Знающие пальцы жрицы переместились мне на шею, замерев на бьющейся вене. Потом скользнули к вискам, туго надавили и отпустили.

— У тебя сильно испорчена кровь. Узлы на теле вздуты, ты погибаешь. Мы можем вылечить тебя, но это будет сложнее. Куда сложнее! — Гретта поджала губы и села возле изголовья. — Мы можем попробовать очистить твоё тело. Но тогда к утру уйти ты не сможешь. Потому что мы спустим кровь, а потом будем давать снадобья, правильно кормить. Обтирать рану каждый день живой водой из озера. Неделю, Бальдр. Ты должен остаться у нас на неделю.

Я съёжился. Всё моё существо стремилось к Маргрет, но её здесь не было. Я не знал, где она, и терзался от неизвестности. Разве я мог позволить себе быть слабым целую неделю? Да к тому же Вали придёт за мной завтра…

— Я не могу, — глухо ответил я.

— Что ж, ты скоро умрёшь…

— Ты такая старая, что умрёшь вперёд меня! — рявкнул я, прервав Гретту, и зло посмотрел на её изрезанное морщинами лицо и прореженные седые волосы, через которые просвечивала округлость черепа.

Жрица одарила меня холодным взглядом, поднялась и вышла на двор. Я перевёл взгляд на Трайен. Её лицо вытянулось и побледнело. Руки, накладывающие повязку, замерли.

— Не хотел напугать тебя, — буркнул я. — Просто, когда говорят о моей смерти, я впадаю в ярость. В отличие от всех вас я уже пережил это! И нечестно заставлять меня переживать это вновь!

— Мне очень жаль тебя. — У Трайен увлажнились глаза. Не произнеся больше ни слова, она завязала узел повязки, сгребла окровавленные тряпки и понесла прочь.

Лейф продолжал скулить и завывать, даже когда его перестали мучить. Одна из жриц сидела подле него и пела тихую песнь. Меня угнетали стоны и заунывный голос, я взял у очага сохнущие башмаки, накинул меховой плащ и вышел во двор.

Гретта сидела на скамье у входа и рядом с ней стояла масляная лампа, рассеивающая мрак. Я зло выдохнул.

— Ты тяжёлый, грубый человек, — произнесла жрица, обернувшись на мой вздох. — И я не представляю, за что могла тебя полюбить эта строгая и чистая девочка. Ты испортил ей всю жизнь.

Я нахмурил брови, не понимая, о ком говорит Гретта.

— Сколько ты был с ней: три месяца, четыре? — приподняла она брови.

— Ты о Маргрет, — я прикрыл глаза, поняв, о ком говорит Гретта.

— Да. Когда ты погиб, она сбежала в святилище. Ей нужно было скрыться от позора перед конунгом Хёрдом и своим отцом — конунгом Харальдом. Харальд был так зол оттого, что свадьба до сих пор не сыграна, и готов был отправить войско на Хёрда! Но мы сказали, что Маргрет больна. Она и правда была очень больна, — жрица заглянула мне в глаза. — Она называла себя виновной в твоей смерти. Она тосковала по тебе так, будто разделила с тобой долгую жизнь. Она чуть не умерла. Но кое-что не дало ей умереть.

Из дома раздался крик Лейфа. Жрица смерила меня строгим взглядом.

— Что не дало ей умереть? Скажи мне! — горячо произнес я.

Я так хотел услышать, что сын Хёрда на самом деле — мой сын. Но я не осмелился проговорить эти слова вслух. Я боялся ошибиться.

— Любовь к тебе, — произнесла Гретта.

Мы вернулись в дом, когда все уже улегись. В очаге тлели угли, освещая редкими всполохами света силуэты на широком ложе. Лейф лежал у стены, перевязанная нога выглядывала из-под одеяла. У другой стены раскачивалась спина Годи между белых коленей женщины.

Гретта поставила лампу на стол, достала из ящичка, стоявшего у стены, флягу и добавила мне в кубок несколько капель.

— Это чтобы сон принёс тебе больше сил, — сказала она.

Я поверил ей и выпил.

В середине ложа было пусто, и я лёг на шкуры. В голове разрасталась тяжесть, глаза слипались. Годи шумно выдохнул и упал на спину рядом со мной. Женские руки обняли его и немного задели меня.

— Я готов вечно молиться Бессмертной матери, — прошептал Годи мне на ухо. — Они все меня хотят. Только одна ждала тебя…

Трайен поднялась надо мной и спустила с плеч накидку, обнажив грудь. Всполох огня в угасающем очаге выхватил нежные изгибы гладкого тела. Я не сумел сдержаться и протянул руки, сомкнув ладонями мягкую грудь. Соски вмиг отвердели под моими пальцами. Я услышал женский стон сбоку и почувствовал, что Годи вновь предался молитве.

Я тоже желал любви. Но пришёл в святилище в поисках Маргрет. Я любил её и не хотел предавать своего чувства. Трайен закинула на меня бедро. Её длинные волосы упали мне на лицо и грудь. Я почувствовал на шее робкое девичье дыхание.

— Я не могу, — отстранился я.

— Разве ты не хочешь согреться? — удивлённо прошептала она.

Я промолчал.

— Я не нравлюсь тебе?

— Ты тут ни при чём, ясно? — хрипло произнёс я. — После смерти у меня не всё ожило…

Жрица вернулась под шкуры, отвернулась и затихла. Я потянулся укрыться, но почувствовал, что руки онемели от усталости. Кое-как натянул на бок одеяло и закрыл глаза.

— С ума сошёл, ярл! — пшикнул Годи. — Разве можно отказывать жрице? У тебя есть пальцы, на край — язык.

Воин непонимающе уставился на меня, поднявшись на локте. Жрица из-за плеча перебирала длинными пальцами его волосы.

— Тебя ждёт дома жена, Годи? — прошипел я.

— Нет, — протянул он, — да если бы и ждала, то пока я в походах, плаваниях, она бы чернила мою честь. Зачем мне это надо? Ну ты же понимаешь.

— Понимаю.

— Но, когда заслужу землю и построю усадьбу, тогда, конечно, возьму себе молоденькую красавицу. Ох, измучаю сладкую! — Годи повернулся к жрице и защекотал её.

Я закрыл глаза и под редкие потрескивания очага и шумное дыхание любви провалился в сон.

* * *

Проснулся я от того, что грудь сдавило. Дышать стало тяжело. Горький запах хмеля, перемешанный с конским потом, ударил в нос. Липкое чувство страха потянулось по жилам. Я открыл отяжелевшие веки, было светло. Я хотел встать перед рассветом, но уже стоял день! Всё перед глазами сливалось цветными пятнами. Голова болела.

«Меня опоили зельями! — осознал я. — Предали!»

Сердце бешено забилось. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сосредоточить взгляд. Я увидел над собой светловолосого человека с длинным, чуть горбатым носом. Он упёр мне в грудь ладонь, одетую в перчатку с металлическими пластинами.

— Здравствуй, братец, — улыбнулся он.

Улыбка Вали походила на оскал хищника. Два верхних клыка чуть выступали над рядом ровных здоровых зубов. Лицо, обрамлённое короткой лоснившейся бородой, не имело ни одного изъяна. Жёлто-пепельные волосы были заплетены в косы и украшены золотыми колечками.