Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Биттерблу вдруг подумала о кладбище, которое видела почти каждую ночь, и о конструкторе Айвене, заменившем арбузы надгробиями. Какой смысл смотреть, если все равно не видишь?
– Почему тогда мы не возобновили монсийскую традицию?
Вопрос она обратила к Тиэлю, который стоял перед нею с видом терпеливым и обеспокоенным.
– Полагаю, не хотели расстраивать людей без причины, ваше величество.
– Но чему здесь расстраиваться?
На это ей ответил Раннемуд:
– Незачем бередить раны тех, кто горюет, ваше величество. Если людям нравятся огненные церемонии, почему бы не позволить их проводить?
– Но разве это прогрессивное мышление? – озадаченно спросила Биттерблу. – Если мы хотим забыть Лека, почему бы не научить народ монсийскому способу хоронить мертвых?
– Это ведь мелочь, ваше величество, – сказал Раннемуд. – Она едва ли имеет значение. Зачем напоминать людям об их горе? Зачем намекать им, что они, быть может, неправильно почтили своих умерших близких?
«Это вовсе не мелочь, – подумала Биттерблу. – Это традиция, это уважение к народу, это необходимо, чтобы возродить в монсийцах чувство общности».
– А мою мать сожгли или закопали в землю?
Этот вопрос, казалось, одновременно напугал Тиэля и ошарашил его. Он с размаху рухнул в кресло, стоящее перед столом, и ничего не ответил.
– Король Лек сжег тело королевы Ашен, – сообщил библиотекарь, – глухой ночью на самой высокой точке галереи Чудовищного моста, ваше величество. Так он предпочитал проводить подобные церемонии. Полагаю, ему нравилась грандиозность атмосферы и то, как зрелищно огонь освещает мосты.
– Присутствовал при этом хоть кто-нибудь, кому было не все равно? – спросила она.
– Насколько мне известно, нет, ваше величество, – ответил Помер. – По крайней мере, меня там не было.
Пришло время сменить тему, ибо ее встревожил пустой взгляд Тиэля. Он выглядел так, словно его душа покинула тело.
– Зачем вы пришли, Помер? – резко спросила Биттерблу.
– Многие забыли монсийские обычаи, ваше величество, – уперто продолжал Помер. – Особенно здесь, в замке, где влияние Лека было самым сильным, и особенно те жители города и замка, кто не умеет читать.
– Все в замке умеют читать, – возразила Биттерблу.
– Вот как? – Помер приблизился к столу, уронил на него небольшой кожаный сверток и закончил движение поклоном, превращая жест уважения в пародию на самое себя.
Потом он развернулся и вышел из комнаты.
– Что он вам передал? – спросил Раннемуд.
– Вы лгали мне о статистике грамотности, Раннемуд? – перебила Биттерблу.
– Конечно же нет, ваше величество, – возмутился тот. – Все в замке умеют читать. Как вам доказать? Провести еще один опрос на эту тему?
– Да, еще один опрос – и в замке, и в городе.
– Отлично. Новый опрос, чтобы развеять клевету нелюдимого библиотекаря. Надеюсь, вы не станете требовать от нас опровержений на каждое его заявление.
– Про похороны он оказался прав.
– Мы никогда и не скрывали правду о похоронах, ваше величество, – с долготерпеливым вздохом заметил Раннемуд. – Ведь мы с вами впервые обсуждаем этот вопрос. Так что же все-таки он вам дал?
Биттерблу потянула за ленту, которой был перехвачен свиток, и тот развернулся на столе.
– Еще одну бесполезную карту, – сказала она, снова свернув ее и отпихнув в сторону.
Позже, когда Раннемуд ушел на очередную встречу, а Тиэль, прямой как палка за своей конторкой, повернулся спиной к ней и мыслями очутился где-то далеко, Биттерблу незаметно сунула маленький свиток в карман платья. Это была вовсе не бесполезная карта, а замечательная и практичная миниатюра всех главных улиц города, идеально подходящая для ношения при себе.
Тем вечером, выбравшись в восточный город, она отыскала кладбище. Дорожки были освещены, но тускло, а луна пряталась за облаками, так что надписи на кладбище разобрать не получалось. Бродя среди безымянных мертвецов, Биттерблу пыталась придумать, каким боком втиснуть «разницу между сожжением и погребением» в свой список загадок. Уже не первый раз ей казалось, что «прогрессивное мышление» слишком часто требует избегать вообще любого мышления – особенно в тех случаях, когда хорошенько поразмыслить было бы, пожалуй, полезно. Что там Данжол говорил насчет хартии: это гарантия того, что королева обойдет его вниманием? Бессмысленно отрицать, что недостаточный интерес к делам Данжола стал причиной больших бед. Может, есть и другие люди, к которым следовало бы приглядеться?
На пути попалась могила с рыхлым холмиком земли. Здешний обитатель умер совсем недавно. «Как грустно, – подумала Биттерблу. – В мысли о том, что тело умершего навсегда скроется под землей, есть что-то ужасно печальное, но одновременно правильное». Впрочем, погребальный костер казался ей не менее печальным. И где-то глубоко в душе Биттерблу верила, что провожать умерших пламенем – тоже правильно.
«Никого, кто любил маму, не было рядом, чтобы проводить ее. Она сгорела совсем одна».
Биттерблу ощутила, как ноги прорастают в землю кладбища, словно она обернулась деревом и не могла пошевелиться; словно ее тело стало надгробным камнем, твердым и тяжелым.
«Я бросила ее на поругание лицемерной скорби Лека… Хватит так думать, – вдруг оборвала она себя, вспыхнув от ярости. – С тех пор прошло много лет».
– Искра? – произнесли у нее за спиной.
Обернувшись, она встретилась взглядом с Сапфиром. Сердце попыталось вырваться из груди и застряло в горле.
– Почему ты здесь? – воскликнула она. – Неужели Тедди…
– Нет! – поспешил ответить Саф. – Не тревожься. Тедди чувствует себя сносно – для человека, которому вспороли брюхо.
– Почему тогда? – повторила она. – Ты что, могилы грабишь?
Он фыркнул:
– Не пори чепухи. Просто срезаю дорогу. С тобой все хорошо, Искра? Прости, если помешал.
– Ничего.
– Ты плачешь.
– Ничего подобного.
– Ясно, – мягко сказал он. – Наверное, дождем накапало.
Вдалеке зазвенели городские часы, возвещая полночь.
– Куда ты идешь? – осведомилась Биттерблу.
– Домой.
– Хорошо, идем.
– Искра, я тебя не приглашал.
– Ты сжигаешь тех, кто умер? – спросила она, игнорируя его слова и первой направляясь к выходу с кладбища. – Или закапываешь в землю?
– Ну, зависит от того, где я, так? По лионидской традиции – людей хоронят в море. По обычаям Монси – в земле.
– Откуда тебе известны старые монсийские обычаи?
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос. Не ожидал, что ты знаешь. Хотя я всегда ожидаю от тебя неожиданного, Искра, – добавил он. В его голосе зазвучала какая-то измученная усталость. – Как поживает твоя матушка?