– Думаю, он из Гардарики, – предположил Хрольв. – На жителей Гардарики часто нападают соседи и угоняют в рабство их женщин и детей. Наверное, его еще ребенком продали на рынке невольников в Дамаске. Заставили принять чужую веру, а родной язык он забыл. Чаще всего рабы трудятся в поле или служат в домах. Однако некоторым везет: они попадают в милость к своим хозяевам и становятся богатыми людьми. Быть может, Валлах, чьим сыном он называется, был бездетным и усыновил его.

Несомненно, предположение Хрольва было справедливым. Участь раба может постичь каждого. Достаточно попасть в плен, что случается сплошь и рядом. Но рабство не навеки. Разумный хозяин, каким был, к примеру, Сигурд Свинья, выделяет своим рабам участок земли в пользование и разрешает работать на себя по ночам и в праздники. Любой сколько-либо трудолюбивый раб через несколько лет может накопить денег для выкупа и получить свободу.

– Передай ему, что я отведу его на Двор Богов, – решился Харальд.

На следующий день Харальд повел торговца мечами посмотреть Двор Богов, которые на самом деле были не богами, а идолами из дерева. Они шли мимо трех огромных заснеженных курганов. В давние время, которые называются «веком сожжений», язычники сжигали тела умерших вместе с их богатствами. На месте сожжения конунгов насыпали курганы, а в память обо всех достойных людях устанавливали камни. Харальд знал, что под курганами покоятся его предки, ибо Инглинги правили и в Швеции, и в Норвегии.

Миновав курганы, они направили свои стопы к так называемому Двору Богов. Языческое капище было окружено прочной оградой, перед которой росло огромное дерево. Язычники говорят, что дерево цветет и зимой, и летом. На самом деле это глупые выдумки. Зимой дерево кажется цветущим из-за множества разноцветных полосок ткани, которые развешивают на его ветвях язычники в надежде, что их желания сбудутся. Из-под корней дерева бьет незамерзающий родник, вода из коего стекает в глубокий колодец. И столь мерзкие обычаи до сих пор бытуют в Швеции, что в означенный колодец бросают людей, заподозренных в преступлении. Если они тонут, то считается, что боги подтвердили их вину. Если обвиненные выбираются из колодца, то их оправдывают. Язычники видят в этом добрый знак, который дали их боги. Значит, желание народа сбудется.

Харальд и восточный купец стояли на вершине холма, с которого языческое капище было видно как на ладони. Купец вынул из-за пазухи халата свиток, опустился на одно колено и расправил на нем свиток. Затем он обмакнул заостренную тростниковую палочку в медную чернильницу, прикрепленную к поясу, и провел витиеватую линию справа налево. Ее можно было бы принять за красивый узор, но на серебряных дирхемах была похожая вязь, и Харальд знал, что это письмена. Внимательно следя за вязью, которая появлялась из-под расщепленного острия тростниковой палочки, Харальд ждал, что купец начнет новую строку с левой стороны. Так чертили руны, подобно пахарю, который, дойдя до края поля, поворачивал плуг и продолжал борозду. К удивлению Харальда, купец вернулся на правую сторону и повел витиеватую линию в прежнем направлении. Но еще больше Харальда удивил свиток, на котором писал купец. Он решил, что это полупрозрачный пергамент под названием «девичья кожа». Он не видел подобного пергамента, а только слышал, что его выделывают из кожи неродившихся ягнят.

Думается, что в руках купца была не девичья кожа, а так называемая «карта котониа», которую, хотя в это трудно поверить, делают изо льна. Говорят, аравитяне переняли сие искусство от узкоглазых людей, пришедших вместе с войском из далекой страны, которую окружает самая длинная на всем свете стена. Узкоглазые люди пришли из-за стены и потерпели поражение под Самаркандом. Несколько человек попали в плен и, спасая свою жизнь, открыли тайну выработки тончайших свитков. С той поры аравитяне оберегают эту тайну столь же тщательно, как тайну узорчатой стали.

Перед тем как отправиться к языческому капищу, Харальд спросил Хрольва Гардского, зачем восточный купец пишет на своем свитке. Хрольв ответил, что у восточных торговцев в обычае заносить на свитки расстояние от города до города, какие товары в цене, а также какой веры и обычаев придерживаются жители. Торговец мечами описал много городов, а ныне хочет познакомить своих соотечественников со странами, лежащими в Седьмом климате, где сходятся нити времен, где год подобен одному дню, потому что половину занимает заря, а половину – непроглядная ночь. Выслушав объяснение, Харальд подумал, что те же самые сведения легко почерпнуть из саг, которые передаются из уст в уста. Разве можно сравнить краткую запись с подробной сагой, которую рассказывают несколько дней или даже несколько недель подряд? Видать, у восточных людей дырявая память и они вынуждены сверяться со своими свитками. Пусть записывает, если не может запомнить слово в слово!

С холма спускались сотни людей, подозрительно косившихся на купца в непривычных восточных одеждах. Но никто не вымолвил и слова. Язычники обгоняли друг друга, спеша поклониться своим мерзким идолам. Следуя за язычниками, Харальд и его спутники подошли к раскидистому дереву перед оградой. Врата, ведущие на Двор Богов, были широко распахнуты. Посреди двора, наполненного толпой людей, возвышалось капище, опоясанное позолоченной цепью. Увидев золоченую цепь, восточный купец восторженно зацокал языком. Он хотел достать из складок одежды тонкий свиток, чтобы внести в него описание увиденной диковины, но толчея перед храмом заставила его отказаться от своего намерения. Стиснутые толпой, Харальд и его спутник попали в святилище.

Внутри храма были установлены три резных трона. На них восседали деревянные идолы Одина, Тора и Фрейра. Перед идолами стояли каменные жертвенники, на которых пылали жаркие костры. Язычники почитают идолов живыми и лживо уверяют, будто их мерзкие боги двигаются. На самом деле это обман, порожденный пляской языков пламени и струями дыма, уходящего под стропила высокой крыши. Из-за дыма и отблесков пламени язычникам кажется, что бороды нечестивых идолов развеваются на ветру, а в глазах мелькают искры ярости. Язычники трепещут от страха и подносят дары своим непотребным богам.

Не утаим печальную истину – Харальд поддался искушению в святилище нечестивых богов. В окружении сотен людей, поклонявшихся огромным идолам, Харальд греховно усомнился в истинной вере. Дьявол искушал его, нашептывая, что со всех концов Великой Швеции люди приходят поклониться в святилище Упсалы! Не только невежественные бонды, но и почти вся шведская знать, сам конунг и его приближенные сохранили веру предков. Они смеются над норвежскими конунгами и твердят, что никто из норвежцев, принявших христианство, не кончил добром: ни Хакон Добрый, ни Олав, сын Трюггви, погибший в морском сражении, ни Олав Толстый, павший в битве с язычниками. Харальд угрюмо выслушивал слова знатных свеев, уверявших, что его брат был наказан богами предков за то, что предпочел им Христа. Ему трудно было возразить, когда говорили, что чужеземный бог ничем не помог конунгу на поле битвы.

Харальд подошел к Тору, восседавшему на троне, что стоял между двух тронов. Язычники почитают главным божеством одноглазого Одина. Что касается Тора, то они называют его сыном Одина. Но старый Один уступает сыну в воинской доблести. Когда Тор стал покровителем дружинников, ему в первую очередь приносили жертвы конунги, ярлы и другие знатные люди. С расширением их власти Тор оттеснил старого Одина. В святилище Упсалы идол Тора господствовал над другими богами, и перед его троном лежало гораздо больше даров. Тор держал в рукавицах молот Мьёлльнир, которым он сокрушил владычество великанов. Язычники падали ниц и пели хвалебные песни: «Ты сломал челны Лейкн, ты сокрушил Тирвальди, ты поразил Старкада, ты попирал погибшего Гьялпа! Твой молот раздробил череп Кейлы, ты смолол в кусочки Кьялланди, ты убил Лут и Лейди, ты пустил кровь Бусейре, ты не давал покоя Хенгьянкьяпте; еще раньше погибла Хюррокин, и еще раньше вся жизнь покинула темного Сивора!»