Токарский явно не спешил выкладывать все карты.

– По дороге к вам Аполлон Григорьевич рассказал про удивительные способности некой особы, – начал он. – Могу ли с ней познакомиться?

– К сожалению, это уже невозможно, – ответил Ванзаров. – Вам не хочется отвечать на мой вопрос?

– От взгляда сыщика ничего не скроешь, – ответил Токарский с улыбкой. – Я не возьму на себя смелость дать однозначный ответ потому, что эффект зависит от силы гипнотиста.

– И его желаний?

– Главное – ожидаемого лечебного эффекта! – не удержался Погорельский, которому хотелось протиснуться в разговор.

– Согласен с замечанием Месселя Викентьевича, – сказал Токарский.

– А если говорить в самом общем виде? – не отпускал Ванзаров.

– В самом общем виде… Ну, пожалуй, все, что угодно.

– Благодарю, доктор, – сказал Ванзаров, протягивая руку. – Вы уже так спешите, что переминаетесь на месте.

Токарский ответил довольно крепким рукопожатием.

– Мне обещали знакомство с работой настоящего сыщика.

– Познакомитесь. Могу рассчитывать на вашу помощь в ближайшие дни?

– Разумеется! А что потребуется?

– Выяснить, кто загипнотизировал двух мужчин, – сказал Ванзаров, посматривая на Погорельского.

Гипнотист изобразил некоторые сомнения.

– Трудный эксперимент и редко удачный. Но я попробую.

– Благодарю. Передайте от меня привет господину Квицинскому.

– А кто это? Не имею чести знать…

Ванзаров извинился, объяснив, что у его знакомого сегодня назначена встреча со специалистом по гипнозу. Невольная ошибка.

Когда гости покинули сыскную полицию, Аполлон Григорьевич отчаянно зевнул и сообщил, что взял на сегодня отдых. Не желает ли бесценный друг присоединиться?

– Отдых отменяется, – сообщил Ванзаров, поглядывая на походный саквояж криминалиста и доставая из кармана еще сырую записную книжечку. – Сможете установить, что было написано на вырванной странице?

Лебедев раскрыл липкие листы и покрутил под светом, ловя отражение.

– Пустяки. Пять минут возни.

– В таком случае, вам не составит труда изучить небольшой сюрприз.

– Это еще какой?

– Ожидает вас в мертвецкой участка.

Криминалист хлопнул по столу так, что подпрыгнула чернильница.

– Так и знал, что этим кончится. Ну что, опять хорошенькая барышня?

– Сотрудник охранного отделения Квицинский.

Убедившись, что его не разыгрывают, Лебедев стал чрезвычайно серьезен.

– Как же вы вляпались, друг мой?…

– Подробности опустим, – последовал ответ. – У меня не было возможности заниматься телом, поэтому прошу самым тщательным и придирчивым образом осмотреть погибшего и его одежду. Ищите мельчайшие улики. Ни одну малейшую деталь нельзя упустить…

Подхватив саквояж, Аполлон Григорьевич выразил на лице, как глубоко и безнадежно его ранили слова друга.

– Уж это могли бы не говорить… Что ж, прощай выходной день, здравствуй гниющий труп!

– И еще одно: протокол составлять не нужно. Все на словах.

Подождав, пока за криминалистом захлопнется дверь с громоподобным грохотом, Ванзаров вскрыл желтый конверт. В нем был снимок Квицинского, вероятно, изъятый из личного дела. Леонид Антонович смотрел уверенно и гордо, как простой смертный, слишком много о себе возомнивший. Фотографию Ванзаров спрятал в карман сюртука и взялся за второе послание, на котором не было ничего, кроме адресата: «Г-ну Ванзарову Р.Г.». По тонкому аромату, источаемому конвертом, он знал, от кого послание, и не сразу решился вскрыть. Он так хотел его получить и так был уверен, что этого никогда не случится, что сейчас растерялся.

Собравшись с духом, Ванзаров разорвал конверт и прочел краткую записку. Адель Ионовна приглашала сегодня вечером в любое удобное для него время на небольшой разговор.

Отказаться не было сил. А ехать сил было еще меньше. Попав в западню, Ванзаров стал выбираться единственным способом: оттягивать неизбежное. Он проверил сводку происшествий за день, отодвинул в сторону неразобранные справки и отношения, которые обязан был заполнять, полистал вчерашние газеты, скопившиеся грудой, снял с полки справочник железных дорог и поездов.

Затем у него нашлось не менее срочное дело.

20

Варшавский вокзал

Жандарм Телятьев, дежуривший на перроне, указал точно: состав, который прибыл из Варшавы в 11.15, вчера же вечером отправился в обратный путь вместе с кондукторами, которые могли опознать фотографию. Сам он, взглянув на снимок, Квицинского не признал. Оно и понятно: в толпе встречающих лиц не различить, если специально не выслеживать. Кто же будет нарочно выслеживать сотрудника охранки? Их знать не полагается.

Ванзарову осталось отправиться на телеграф. В приемном отделении было пусто. Чиновник Коростылев в форменной тужурке Главного управления почт и телеграфов глянул на зеленую книжечку Министерства внутренних дел и сухо спросил, что угодно. Как видно, с полицией у него были свои счеты, хотя оба относились к одному гигантскому министерству. Ванзаров давно привык, что люди переносили на него свои обиды, которые копились годами. Грубость городовых, барство участковых приставов, тоска арестантских колонн, которые отправлялись по этапу по городским улицам, страх и ненависть к жандармам, ну и прочие подарки, которые щедрой рукой раздавало своим подданным государство, дряблое тело которого держалось в корсете безграничной власти МВД, проникавшей во все области жизни. Сыскная полиция в этом корсете была еле заметной подвязкой. Но кому до этого дело!

Глянув на квитанцию, Коростылев не проявил желания помочь.

– От нас было отправлено, – ответил он.

– Будьте любезны, заполненный бланк…

По действующим правилам отправляемый бланк должен был храниться в отделении не меньше года, после чего его благополучно сжигали. Однако Коростылев не спешил открыть папку, в которой лежали свежие отправления.

– А вам зачем? – буркнул он.

– Проводится розыск по уголовному преступлению, требуется этот бланк изъять…

– Не положено.

– Господин Коростылев, потрудитесь выполнить немедленно.

– Обращайтесь к начальству, – ответил чиновник и занялся писанием чего-то чрезвычайно важного.

На его счастье, Ванзарова удерживала стеклянная перегородка с арочным окошечком, в которое ему было не пролезть.

– От вас телеграмму отправить можно?

– Отправляйте, коли есть охота.

– Будьте любезны, чистый бланк.

Не подозревая, Коростылев протянул в окошечко серую бумажку с гербом и завыл от боли и обиды. Руку его схватили тиски чудовищной силы, а Ванзаров всего лишь не слишком крепко сжал пальцы.