Слова Мельпе подтверждали счет на триста рублей, чего даже в «Дононе» хватило бы на веселье небольшой компании.

– Что за дама была с ним? – спросил Ванзаров.

– Не могу знать… Впервые вижу…

– Дорогая бланкетка?

Излишне прямой вопрос заставил метрдотеля смущенно кашлянуть.

– Нет… Наверняка нет… Поверьте, у нас глаз наметан.

Этому глазу можно было верить. Дамы, зарабатывающие любовью, в ресторане примелькались. Ванзаров попросил описать неизвестную. Моментальным портретом Мельпе не владел, да и вообще не слишком умел различать лица. Он сообщил, что дама еще молода, не старше двадцати пяти лет, роста среднего, волосы черные, вьющиеся, довольно красива, если не сказать жгучая красавица. Довольно худощава. А вот одета не слишком модно: платье простое, кажется, застиранное. Из украшений – рубиновые серьги. Больше метрдотель ничего не смог добавить.

– Полагаете, актриса?

Подумав, Мельпе покачал головой.

– Не тот тип. Актрисы так себя подают… А эта держалась скромно, глаза опустив. Но я бы сказал… знаете, на кого она похожа?

– Революционерка-бомбистка?

– Избави Бог! – испугался метрдотель. – Я бы сказал, что она… Цыганка. Да-да, это покажется странным, и одета не так, никаких этих шалей, юбок и монист. Но поверьте моему слову: она цыганка…

Поверить слову было чрезвычайно трудно. Какие дела могли быть у Квицинского с цыганами? Логика это отвергала.

– Почему так решили? – только спросил Ванзаров.

– Глаз у нее цыганский. Так и прожигает до сердца, – излишне искренно ответил Мельпе.

А сердцу Ванзарова ничего не оставалось, как встретить испытание. Никаких дел, чтобы оттянуть визит еще немного, не осталось. Как ни тяжко, но ехать придется.

Угадав вкусы гостя, метрдотель предложил на дорожку рюмку водки в знак уважения, так сказать. Ванзаров не отказался. Официант поднес, он выпил и закусил огурчиком. Отличная водка в «Дононе», просто отличная…

Чистая и горькая, как слеза.

23

Дом на Таврической

Средневековые пытки, которые так интересовали Аполлона Григорьевича, приносили некоторую пользу: ведьм заставляли перед костром раскаяться в полетах на метле и шабашах. А еретиков укрепляли в ошибочной вере, несмотря на содранную кожу и вырванные ногти.

Пытки, которые терпел Ванзаров, были значительно хуже, и не потому, что терзали его душу, а не тело, а потому, что были совершенно бесполезны. Он знал, что нет даже призрачной надежды. Даже если Адель Ионовна проявит недопустимую слабость, он не позволит себе бесчестный поступок. Не из страха перед высоким чином ее мужа, а по глупейшей причине: несгибаемой совести. Что бы там ни писали в романчиках, как бы ни восхваляли страсть, от которой сносит голову, а потом приходится расплачиваться, Ванзаров сжимал свое сердце стальной рукавицей. Было больно, очень больно. Сердце билось, трепыхалось и страдало, но спуску ему не давали. Пытка была нелегка, награды за нее не будет. По-иному он не мог.

Приехать в этот дом снова было чрезвычайно тяжело. Поднимаясь по мраморным ступенькам, Ванзаров шел как на эшафот. Открыла горничная, поклонилась и сказала, что мадам его ожидает, приказано провести в гостиную.

Ванзаров вошел и от волнения, поправляя галстук, задел локтем вазу, которая стояла у входа на высокой римской колонне. Успев поймать, он водрузил фарфоровый сосуд на место, только вытер капельку пота на лбу.

Вошла Адель Ионовна.

С последней встречи, которая должна была стать для них последней, прошло четыре дня. Она не изменилась. Была все так же пронзительно и недоступно красива, как мечта. Только тени легли у глаз. Замужняя женщина не имеет права носить траур по отцу. На ней было не черное, а темно-коричневое платье с глухим воротником. Без изысков, но чрезвычайно шло ей. Из украшений – нитка жемчуга, которую она берегла как память о матери и часто носила.

Они смотрели друг на друга. Ванзаров забыл поклониться и не мог шевельнуть шеей. Она держала руки у пояса, трудно дыша, но не отводила от него взгляда. Сдерживали не только правила приличия. Были цепи куда прочнее.

– Александр Ильич уехал, будет поздно, – сказала она со вздохом, давая понять, что неловкость не случится: не пристало государственному сановнику заставать в своем доме мелкого чиновника сыска.

– Благодарю вас, – брякнул Ванзаров, спохватился и исправил глупость глубоким и долгим поклоном.

– И я благодарю вас, – проговорила Адель Ионовна голосом, который он готов был слушать, как музыку.

Она указала ему кресло напротив себя, но Ванзаров выбрал другое, подальше, в котором его колени не будут так близко от ее юбки. Приличие должно соблюдаться безукоризненно, чтобы прислуга и намека не заподозрила.

– Я ничего не сделал… для вас, – ответил он, старательно замерев на краешке мягкого кресла, которое просело под весом крепкого тела.

– Не скромничайте, Родион Георгиевич… Я никогда не смогу до конца оплатить мой долг перед вами…

– Вы ничего мне не должны, это правда.

– Ну, хорошо, оставим. – Она тронула нитку жемчуга, как делала всегда, чтобы унять волнение. – Эраст Сергеевич передал вам слова моей благодарности?

– Разумеется, – ответил Ванзаров. Какое сейчас в этой гостиной имеет значение, как отблагодарил директор департамента. – Могу чем-то еще вам помочь?

– Вы торопитесь? – Адель Ионовна посмотрела со строгостью. Такой милой…

– Нет… конечно нет, к вашим услугам, – ответил он, прикидывая, что до Сергиевской близко, не опоздает.

– Тогда позвольте объяснить причину, которая заставила побеспокоить вас.

Как хорошо, что нашлась причина для беспокойства. И очень плохо. Лучше бы ее не было совсем. Забыть и не вспоминать.

– Мне известно, Родион Георгиевич, ваше отношение к спиритизму, – продолжила она. – Тем не менее считаю нужным сообщить вам нечто важное… Считайте это еще одной мелкой оплатой моего неоплатного долга перед вами…

Ванзарову хватило ума изобразить глубокий интерес. Ему было достаточно того, что можно безнаказанно и бессовестно смотреть на ее лицо и фигуру.

– Вчера я была на спиритическом сеансе в одном частном доме. Сеанс проводила Евзапия Паладино. Помните ее?

Как можно забыть неграмотную неаполитанскую крестьянку, которая стала звездой европейского спиритизма? Или природный талант, или феноменальная лгунья. На чем ее, кстати, не раз уже ловили.

– Разве она не уехала из Петербурга? – спросил Ванзаров.

– Евзапия задержалась. По частной просьбе. Вчера провела сеанс. Я пришла потому, что искала некоторые ответы. Прямых ответов не получила, но зато мне было сказано, что все закончится через два дня.

– Что закончится?