Гарри потерял его из виду. Смартфон с фонариком держал только Майерс, поскольку два светила в темное время суток было гораздо легче обнаружить, чем одно.

— Билл? Слушай, если нам сейчас дадут по голове дубинкой и скрутят, то это полностью моя вина. Орать ночью на кладбище это мое призвание. Билл?

Майерс не отзывался.

— Билл?

Нет ответа.

— Майерс, чтоб тебя! Где ты? — Гарри осмотрелся, но так и не смог обнаружить в темноте силуэт, напоминающий массивную фигуру Билла.

Внезапно справа от него что-то хрустнуло и Гарри вынужден был включить фонарь на своем смартфоне. Как он сразу не догадался. Он развернулся в сторону звука и увидел его. Майерс стоял на коленях в семи могилах от него и в трех от холма. Он светил на расположенное перед собой надгробие и не отрывал от него взгляда. Гарри понял, что Майерс нашел своего брата.

Он подошел к Майерсу и взглянул на надгробие. Его подозрение подтвердилось. Равно как и у Саманты Флэнаган надгробный камень Марка Майерса был чистым, без единой надписи. Камень просто торчал из земли. Будь он установлен не на кладбище, можно было предложить, что он никак не связан со смертью.

— Билл? — аккуратно спросил Гарри. — Ты уверен, что это он?

Майерс слегка кивнул.

— Этих надгробий здесь столько утыкано, — едва слышно произнес он. — Почти все одинакового размера. Даже цвет камня один и тот же. Чертова мэрия со своими правилами.

— Да уж, — рискнул поддержать беседу Гарри.

Майерс не обратил на него внимания и продолжил.

— Как-то в детстве мы играли с ним. Боролись. В один момент он уронил меня так, что я ушибся головой о землю. Мне было обидно и больно. Тогда я вскочил и схватил доску, которая валялась у нас во дворе. Я ударил его. Он успел подставить руку и удар пришелся по ней. Я не сразу понял, что произошло. Доска просто прилипла к его руке, а его глаза в один момент застыли и вытаращились на меня безумным взглядом. Откуда я мог знать, что на конце этой проклятой доски торчали три здоровых ржавых гвоздя?

— Господи! — выдохнул Гарри.

— Два гвоздя вошли ему в предплечье, третий чуть выше. Кровь тогда хлынула так, что доска моментально окрасилась в красный. Отец отвез его в больницу, где руку пришлось оперировать. Третий гвоздь что-то сильно задел и он не мог больше до конца разгибать руку. У него остались три глубоких шрама в тех местах. Причем расстояние было между ними одинаковое. Он простил меня в тот же вечер, сказав с улыбкой, что всегда будет помнить откуда у него эти дырки в руке. Он простил меня, но никогда не упускал возможности припомнить мне этот случай. Дырки в руке заросли, но шрамы остались до конца его дней. Не знаю на кого больше повлиял этот случай на меня или на него. Но эти шрамы на его руке отпечатались и у меня в памяти. Как символ нашего детства. А потом и братства. Когда не стало матери он показывал на шрам по центру и говорил, что это папа. Показывал на шрам левее и говорил, что это я. Потом показывал на крайний справа и говорил о себе. Мы остались вместе втроем навсегда, словно эти три шрама на его руке. Как оказалось, потом, не навсегда. Когда не стало отца он стал показывать мне на шрам по центру и говорил, что это я. А потом показывал на шрамы слева и справа и говорил, что это он. Я в центре, а он теперь будет защищать и оберегать меня. Как мама и папа.

— Билл. Мне очень жаль, — Гарри опустился рядом с ним.

— Теперь его нет, а шрамы остались…Я оставил их. Здесь. Чтобы брат всегда смог найти брата, — Майерс провел рукой по гладкому камню, на котором пропали надписи, связанные с его братом.

Его пальцы слегка утонули в трех углублениях. Гарри удивленно вскинул брови. Три чашевидные лунки были расположены с левого края надгробия Марка Майерса и на первый взгляд были абсолютно незаметны, особенно в темноте.

— Я выгравировал в точности такие же шрамы на его камне, — опустошенно проговорил Майерс. — Чтобы я всегда мог найти его, лишь прикоснувшись…не читая его прошедшие годы жизни. Это только для нас обоих. Среди всех этих однотипных надгробий мой брат всегда останется…

— Твоим братом, Билл. Он всегда есть и будет твоим братом, — Гарри дружески похлопал его по спине.

— Гарри, смотри! — внезапно воскликнул Майерс и вскочил.

Гарри подскочил вместе с ним.

— Надпись пропала не только у Марка! — оживленно выпалил Майерс, направив фонарь в другую сторону. — Черт возьми! Ты был прав. Проклятые вандалы!

Гарри знал это. Но не знал, что надгробий без выгравированных имен и периодов жизни покойных стало больше. Воспоминания Мортимера показали Гарри, что таких надгробий прошлой ночью было пять. Сейчас их было уже одиннадцать. Надписи были подчистую стерты. Нет, не стерты. Просто исчезли. Словно их никогда и не было.

— Ты посмотри! — Майерс водил рукой по одному из надгробий. — Я не вижу никаких следов потертостей. Как это возможно сделать? Это что, какой-то растворитель? Да это же бред! Здесь же микросколы или сплавы на камне образуются насколько я знаю. А если вручную гравировать? Это же нельзя растворить или стереть. Если только полировать, но на это нужно время.

Майерс обежал еще несколько надгробий и стремительно рванул вперед. Он поднялся на холм и вскинул смартфон, пытаясь осветить с помощью его фонаря как можно больше надгробий. С окруженного могилами холма стали падать светлые блики, испускаемые телефоном Майерса. Мощность встроенного в гаджет фонаря не была столь сильной, но его глаза смогли рассмотреть еще один ряд пустых надгробий.

— Взгляни, Гарри! — прокричал он. — Все до единой! Они все без надписей!

Едва Гарри увидел Майерса на вершине холма, его глаза округлись от ужаса.

— Билл, стой! — закричал Гарри. — Не двигайся!

Но Майерс словно не слышал его. Он беспокойно разгуливал по холму, высвечивая в темноте надгробные камни. Внезапно он развернулся к Гарри своей широкой спиной и бросился в темноту. Гарри уже мчался к нему, крича и размахивая руками, призывая остановиться.

— Я проверю остальные на той стороне, — объявил Майерс и двинулся вперед. — Перейду холм. Эти вандалы должны ответить.

— Билл, назад!!

Все это время Гарри не упускал из вида деревянную башню, возвышающуюся на холме. Стоявшее на ее балконе белое нечто пропало, но Гарри продолжал следить и за башней,