весьма значительному понятийному упрощению и позволяет отразить в весьма простой теоретической структуре широкий спектр природных превращений. Но это определенное построение творческого интеллекта, отчасти оперирующего экспериментальным материалом, а отчасти обусловливающего процесс наблюдения. Мы не имеем права заявлять, будто эта теория (или любая ее модификация, которая может появиться в будущем) является природой, как она есть, независимой от сознания мыслителя. Любой вопрос об истинности или реальной ценности теории следует обсуждать в связи с мыслящим сознанием. Даже если наша наука в конце концов примет эту теорию как обоснованную, мы будем не вправе догматически заявлять, что любой компетентный мыслитель сочтет ее обоснованной. Вполне возможно (более того, весьма вероятно), что ученые совсем иной культуры, хотя бы и вполне соизмеримых возможностей и имеющие в распоряжении соизмеримые ресурсы для исследования, все же выстроят для интерпретации фактического материала совершенно иную теоретическую структуру. Однако это не лишает вышеупомянутую теорию сравнительной значимости в рамках нашей теперешней культуры.

Ценность теории или любой концептуальной формулировки в том, что она дает интеллектуальному сознанию основание для ориентации и позволяет целенаправленно оперировать элементами океана бытия (или хотя бы понимать их). Но в строго метафизическом смысле (при допущении о независимости от любого конкретного мыслителя) ни одна концептуальная формулировка не является ни истинной, ни ложной; вопрос об истинности просто неуместен. С другой стороны, опыт тоже не может доказать истинность или ложность любой фундаментальной теории (хотя возможна экспериментальная проверка разных производных теорий)[75].

Если мы рассматриваем фундаментальные теории – самые первоосновы, отправные пункты – как всего лишь допущения, тогда вся наука оказывается основанной на неопределенности и не дает никаких гарантий. Но если эти основные теории основываются на интуитивном прозрении – функции мистической, – тогда у науки будут основания продвигаться далее с определенной уверенностью, которая, по сути, имеет ту же природу, что и обретенная в мистическом пробуждении. Все это попросту означает, что наука вовсе лишенная религиозного духа – не более чем бесплодная формальность. На самом же деле многое в нашей науке совсем не бесплодно. Следовательно, в ней немало подлинной религии. Этот фактор нуждается в большем теоретическом признании, а значение его – в более адекватной оценке.

* * *

Нетрудно увидеть, что природой фундаментальных теорий науки является сознание, поскольку их существование для нас заключается в одной лишь мысли – сознательной мысли. Но эти теории содержат термины, указывающие на референты, имеющие в каком-то смысле объективное существование. Поначалу человек может думать, будто такие объекты пребывают вне сознания. Однако легко показать, что даже здесь мы фактически не добыли никакого материала извне сознания – хотя он и расположен не в том отделе сознания, где пребывает интерпретирующая теория. Мы можем это проиллюстрировать на примере одного из самых объективных понятий всей физики. Это понятие «масса»[76].

Спросив «Что такое масса?», мы обнаружим, что она определяется двояко:

1. Как «инерционная масса», которая служит мерилом инерции в поле какой-то силы.

2. Как «гравитационная масса», которая определяется весом в гравитационном поле стандартного материального тела – Земли.

«Инерция» – название, данное тому сопротивлению, которое тело противопоставляет попыткам некой «силы» ускорить или замедлить его движение. «Вес» же – наименование «силы», требуемой для удерживания тела, на которое действует так называемая сила тяжести. Но что мы подразумеваем под «сопротивлением» и «силой»? Тут мы выходим за рамки концептуальной системы и вступаем в сферу опытных данных. «Сопротивление» и «сила» – сенсорные ощущения, включающие в себя, в частности, кинестетическое чувство. Таким образом, обе «силы» являются (по крайней мере, в связи с человеком) чем-то, присутствующим в сознании. Утверждать, будто они существуют вне сознания и независимо от него, – значит создавать некую умозрительную догму, которая по самой своей природе не может быть подтверждена – ибо подтверждение действует исключительно внутри сферы сознания. Это просто еще один пример того принципа, что сознание никогда не может знать абсолютной бессознательности, так как там, где есть сознание, бессознательности нет. Несомненно, умозрительная теория может строиться так, словно вне сознания в каком-то смысле есть что-то, но это будет допущением типа «словно», которые никак невозможно подтвердить – ни мистически, ни любым другим путем. Это допущение может иметь некую относительную ценность, но ему недостает основания и, строго говоря, его нельзя использовать в качестве аргумента, противопоставляемого чьему-то разумному праву отказаться его принимать.

Мы непосредственно знаем, что есть сознание; но у нас нет непосредственного знания о том, что есть масса. Все, что мы знаем относительно последней, так это что можно создавать логические построения, включающие в себя понятие массы, которые дают человеку больше власти над природой и могут помочь гармонизировать отношения сознательного человека с видимой средой, в которой он находится. Но и то, и другое суть ценности сознания[77].

Если принять в качестве основы Безобъектное Сознание, то отпадает необходимость предполагать существование абсолютно бессознательного. Остается разграничить разные виды и уровни сознания, в частности – сознание, которое себя не сознаёт, и сознание, которое себя сознаёт. Это оставляет много места для существования чего-то за пределами «сознания, которое себя сознаёт»; чего-то, что находится за рамками «сознающего “я”». Таким образом, здесь можно входить в сферу рефлексивного сознания и выходить из нее. Это, как я утверждаю, и есть все, что нужно науке, чтобы интерпретировать фрагментарный характер опытных данных. К тому же предлагаемая мной точка зрения устраняет вопрос: как появляется сознание в том, что во всех смыслах всецело бессознательно? Изначальное Сознание объемлет все, а речь должна идти просто о проявлении сознания «я».

Согласно теоретическим предпосылкам, сознание не может постичь то, что находится абсолютно вне сознания (в любом смысле), тем не менее нет никакого теоретического барьера, который стоял бы на пути сознающего «я», расширяющегося в Первичном Сознании беспредельно, ибо «я» имеет ту же природу, что и само сознание. Возрастание степени охвата Первичного Сознания сознанием «я» можно сравнить со светом, вбирающим в себя Свет. Свет не может познать тьму, потому что там, куда проникает свет, тьма пропадает; но свет может (в принципе) познать свет, поскольку по своей природе он такой же.

Сознанию как единственной реальности противостоит противоположное понятие – пустота. В данном смысле пустота есть нечто, что не является субстанцией (или нечто, в чем субстанции нет). Но без пустот в Изначальной Полноте Сознания не было бы ничего, что привело бы в действие сознание «я». Эти пустоты можно рассматривать как определенные зоны напряжения, в которых сознание отрицает себя и тем самым в большей или меньшей степени себя опустошает. Подобные пустоты являются