Из-за двери раздался писклявый голосок журналистки:

— Вы — Лялько! И с человеком с такой фамилией я говорить ни за что не буду! Уходите, а то… А то сейчас открою по вам стрельбу апельсинами…

Держа в руках с дюжину апельсинов, подобранных им на лестнице, Роман заметил:

— Это вряд ли, Диляра Ильфатовна, потому что все купленные вами апельсины вы растеряли… Вы позволите вам их отдать?

— Тогда яйцами! — произнесла после короткого замешательства девица. — И учтите, стреляю я метко, в особенности по личностям с подлой фамилией Лялько!

Роман вздохнул:

— Другой на моем месте счел бы вас сумасшедшей или даже расисткой. Но я понимаю и отчасти даже разделяю ваше негодование. Но ведь это фамилия моего пращура! Кстати, о фамилиях. Ведь Зюльмиева — это фамилия вашего отца, уроженца Казани. А вашу покойную матушку звали до замужества Величай… Редкая фамилия, надо сказать, запоминающаяся, такая же, как и Лялько…

— Сравнили уж! — пропищала девушка из-за двери. — Так и быть, признаю, что сын за отца не отвечает, тем более правнук за прадеда. Но все равно я не хочу иметь дело ни с кем по фамилии Лялько!

Роман вздохнул, вынул из кармана смартфон, загрузил нужный файл, отыскал одну из страниц и зачитал:

— «…И, вне всяких сомнений, большую помощь при расследовании этого запутанного дела снова оказала мне юная прелестница с поразительным аналитическим умом Антонина Величай, работавшая, как я уже упоминал ранее, горничной в отеле «Петрополис», что на Каменном острове…»

Дверь внезапно приоткрылась, правда, всего на пару сантиметров, и Роман увидел лиловую прядь и черный глаз.

— Это что вы процитировали? — спросила журналистка. — Сами, что ли, сочинили?

— Да нет же, это записки моего прадеда Романа Романовича Лялько, сыщика уголовного розыска Санкт-Петербургской полиции!

Дверь снова захлопнулась, и Диляра произнесла:

— Врете! Я эти мемуары старого надутого осла отлично знаю! И помню, как он характеризовал там мою прабабушку, ту самую Антонину Величай! «Пронырливая особа, всюду сующая свой острый нос…»; «крайне утомительная рассказчица, обладающая стойкой склонностью к цветистому сочинительству и искажению реальных фактов»; «горничная, начитавшаяся историй о Шерлоке Холмсе и возомнившая, впрочем, безо всякого основания, себя оным, постоянно путавшаяся у меня под ногами и мешавшая проведению серьезного расследования…». Вам еще процитировать?

Роман произнес:

— Всего этого Роман Романович не писал. Наоборот, как видно из неопубликованных заметок из жизни дореволюционного агента уголовного розыска, он был высокого мнения о способностях вашей прабабки. Но, увы, их пути так часто пересекались, что моя прабабка заподозрила адюльтер и, когда Роман Романович начал излагать на бумаге свои похождения, подвергла их серьезной цензуре и самолично вычеркнула все дифирамбы в адрес Антонины, заменив их, уже после кончины моего прадеда, на совершенно несправедливые и абсолютно ложные слова в адрес вашей прабабушки! Приношу вам за это свои искренние извинения! Мои и всей нашей семьи! Хотите получить оригинал заметок?

— Хочу! — буркнула из-за двери Диля, однако, судя по всему, сменила гнев на милость, потому что загремел замок, и Роман Лялько увидел грозное личико внештатного корреспондента бульварного листка.

— Проходите! — пригласила она. — Только разуйтесь, у вас ботинки наверняка все в грязи.

Улыбнувшись, Лялько исполнил требование Дили — ботинки его были наичистейшие, однако он понял, что требовалось играть по правилам этой напористой миниатюрной особы.

Он прошел вслед за хозяйкой на кухню, оказавшуюся на редкость уютной и по-домашнему обставленной. На стене висела большая застекленная черно-белая фотография: красивая светловолосая женщина, усатый темноволосый мужчина и пухлый годовалый ребеночек.

— Это вы? — спросил Роман, и Диля, указывая ему на стул, произнесла:

— Вряд ли бы я вывесила чужую фотографию, не так ли? Да, мои родители. Они умерли. Что пить будете?

Роман не стал задавать вопросов, потому что и так знал кое-что о судьбе родителей Дили: мать, Антонина Робертовна Величай, скончалась от рака тринадцать лет назад, а отец, Ильфат Хасанович, утонул на рыбалке, когда его дочка была еще ребенком.

Воспитывал же Дилю дед по материнской линии, Роберт Ильич Величай, фотография которого находилась на противоположной стене.

— Чай, если можно, — попросил Роман, опускаясь на стул, а стоявшая к нему спиной Диля, заваривая что-то ароматное, произнесла:

— Чего на моего дедушку пялитесь? Он тоже умер!

— Он был поистине легендарной личностью… Ведь он заведовал гостиницей «Петрополис» пятьдесят лет!

— Сорок девять, — сказала журналистка, поставив перед гостем тарелочку с баранками. — До юбилея не дожил…

Она снова отвернулась и, как показалось Роману, пыталась скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Ваш дедушка наверняка знал много тайн этого зловещего места… — произнес Роман, а Диля, снова поворачиваясь уже с пузатым чайником в руках, лаконично ответила:

— Так оно и есть.

Чай был необыкновенный, ужасно пахучий и сладковатый. Роман взял баранку, надкусил ее и, посмотрев на Дилю, усевшуюся на стул напротив него, произнес:

— И наверняка он вам все эти таинственные истории поведал…

Журналистка, взглянув на него, отбросила лиловую челку и заявила:

— Можете не сомневаться! Так же, как и ваш почтенный предок, господин Лялько, который оставил мемуары, хотя и во многом перевирающие реальные факты, так и мой дедушка тоже кое-что передал мне по наследству!

Роман быстро произнес:

— Он тоже оставил мемуары? Но они нигде не публиковались! Понимаю, для избранного, исключительно семейного круга! Это как неопубликованные записки моего пращура. Можно на них взглянуть?

Диля, потягивая маленькими глоточками чай, произнесла:

— Нет.

Роман опешил, потому что девушка не собиралась как бы то ни было обосновывать свое решение или хотя бы подсластить горькую пилюлю категорического отказа комплиментами или сожалениями.

Видимо, заметив вытянутое лицо детектива, она смягчилась и добавила:

— Их просто не существует в природе. Дедушка был великолепный рассказчик, однако он не намеревался записывать все те истории, свидетелем которых он стал и услышал от своей матушки. Потому что считал, что тайны «Петрополиса» должны умереть вместе с ним! И в этом, в отличие от вашего предка, он был намного честнее и разумнее!

Роман вздохнул и произнес:

— Жаль… Очень жаль…

Отчего-то он не верил хитрой особе, что ее дедушка уж совершенно ничего не записывал, однако пока что не имело смысла снова затрагивать эту тему.