причудливо украшенной. В этой беседке барышня своими нежными белыми ручками налила Прохору Захаровичу морса, коий с собой на ярмарку принесла, на случай, если жажда одолеет.

- Покупной-то с нашим не сравнится, - ворковала барышня, угощая кавалера, - у меня матушка дивный морс готовит, всем на зависть.

Прохор Захарович сделал большой глоток (после пряничков и правда жажда начала одолевать), покатал кислую прохладную влагу во рту и одобрительно сглотнул. Напиток был чудесным, лёгкую кислоту ягод оттеняла и подчёркивала терпкость трав, господину Васильеву неведомых.

- Ну как, - выдохнула Дарьюшка, придвигаясь ближе и кокетливо теребя выбившийся из причёски локончик, - вкусно?

- Вкусно, - выдохнул Прохор Захарович, сграбастал девицу в объятия и припал к её губам жарким ненасытным поцелуем.

Дарья Васильевна размякла, одной ручкой вроде и отталкивала, а другой к себе привлекала, ещё и взглядом, словно магнитом, тянула к себе, поощряла. Господин Васильев в раж вошёл, обо всём на свете позабыл, к груди девичьей, платьем прикрытой потянулся, в декольте руку запустил, сжал жадно волнующий кровь прохладный холмик, и вот тут-то и прозвучало громом небесным над головой сердитое:

- Эт-то что тут такое происходит?!

- Батюшка, - испуганно пискнула Дарья и в сторону шарахнулась, забыв, что рука Прохора Захаровича по-прежнему в декольте обитает.

Господин Васильев попытался руку вынуть, да зацепился обо что-то, ещё и Дарья извивалась, пытаясь помочь, а на деле лишь только мешая.

- Дочку мою лапаешь, мерзавец?! – продолжал бушевать господин Куницын, стискивая кулаки и наступая на незадачливого кавалера. – Бесчестишь её?! Да я тебя за это даже на дуэль вызывать не стану, не достоин ты поединка благородного, я тебя палкой в кровь изобью! А тебя, бесстыдница, честь девичью не сохранившую, в монастырь к тётке отправлю, будешь там грехи замаливать, блудодейка!

- Батюшка, не губите, - взвыла Дарья, бухаясь пред отцом на колени.

- Всё, я сказал, - отец величественно повернулся, но дочь обхватила его руками за сапог и зарыдала, заголосила, словно на покойника.

Прохору Захаровичу стало искренне жаль девицу. Право слово, не так уж и велик грех, чтобы за него всю жизнь расплачиваться, дело-то молодое, можно подумать, сам господин Куницын по молодости так не баловался!

- Василий Прокофьевич, мне кажется, вы слишком суровы, - господин Васильев улыбнулся, стремясь свести всё если и не к шутке, то к чему-то менее трагичному, - Ваша дочь никоим образом честь свою не порушила…

- Просто не успела, - рыкнул Куницын.

Прохор Захарович глотнул ещё морса и неожиданно даже для самого себя предложил:

- А отдайте за меня Вашу дочку? Я давно себе невесту присматриваю, Ваша Дарьюшка по сердцу мне пришлась, я к ней присватаюсь.

Василий Прокофьевич зыркнул на дочь, поскрёб подбородок, протянул неуверенно:

- Да не пара мы вам, Вы человек богатый, а у нас капиталишка, почитай, что и нет.

- Так я ведь не ссуду в банке беру, чтобы на капитал смотреть, - рассмеялся господин Васильев, - для жены что главное? Чтобы глаз радовала, тело тешила, сердце грела, детей рожала да за домом смотрела, а боле от неё ничего и не требуется. Дарьюшка ваша по всем статьям мне подходит, так что, ждите ввечеру сватов.

Прохор Захарович был уверен, что его предложение воспримут сразу и с радостью, но Василий Прокофьевич замолк, губы поджал, не спеша с ответом.

- Умоляю, батюшка, благословите, - Дарья молитвенно сложила руки, глядя на отца заплаканными глазами, от коих и камень бы растаял.

- Очень прошу, - поддержал девушку Прохор.

- Ладно уж, - вздохнул господин Куницын, - благословляю. Со сватами не мешкайте, ввечеру присылайте, а то во всех торговых рядах вас ославлю как человека непорядочного, с коим дела иметь не следует.

Прохор Захарович заверил будущего тестюшку, что прибудет ввечеру непременно, на правах жениха поцеловал Дарьюшку и отправился за сватами, думая лишь о том, что пламя, вспыхнувшее в душе после первого поцелуя, не угасает, а лишь сильнее разгорается. В таком вот любовном угаре молодец и сам не заметил, как стал счастливым супругом, на венчании стоял, глаз с невесты не сводя, дожидаясь того блаженного мига, когда сможет в спальне с молодой женой уединиться. Старая тётка Прохора змеёй шипела, что, мол, молодка не так проста, как кажется, опоила она Прошу приворотом любовным, да никто её не слушал, а ежели и слушали, то не верили, если же и верили, то как докажешь-то? Да и поздно уже, венчальные клятвы сказаны, свадьба сыграна, теперь проще умолчать обман, чем выносить его на пересуд широкой публике.

Семейное счастие продлилось недолго, два месяца после свадьбы всего лишь прошло, как молодая супруга заскучала, возжелала на балах блистать, да мужчинам головы кружить. Прохор Захарович пытался жену образумить, да Дарья его и слушать не желала, от робких замечаний отмахивалась, на упрёки обижалась, а от строгости плакать принималась да попрекать в ответ, мол, не ценит он её, запер в четырёх стенах, словно невольницу, не о том она мечтала, из сурового отчего дома вырываясь. Господин Васильев от слёз жёниных терялся, от укоров в замешательство впадал, а Дарья Васильевна тем прекрасно пользовалась и по-своему всё вершила. С каждым годом Прохор Захарович всё явственнее понимал, что его отношения с супругой совсем неладные, гуляет она от него, не скрываясь почти, нанося тем самым вред немалый не только чести, но и делам, компаньоны на такое отношение глядючи и сами начинают думать, как бы обмануть да вокруг пальца обвести. Головой-то это всё господин Васильев понимал, пытался и до супруги донести, скандалил даже, только толку не было. Едва Дарья Васильевна после бурной ссоры мужа от себя отлучит, в спальне своей закроется, так словно солнце гаснет, и тьма кромешная вокруг разливается. Не может Прохор Захарович ни есть, ни пить, ни спать, ни делами заниматься, об одном лишь думает: как бы расположение жены вернуть. Как-то раз от отчаяния даже в остановившийся за городом табор приехал к цыганке, дабы она помогла сухоту по жене снять, развеяла путы проклятые, его душу с блудницей окаянной спутавшие. Цыганка, морщинистая старуха с пронзительными до мурашек по коже ввалившимися чёрными глазами вынула изо рта глиняную трубку, прямо в лицо Прохору Захаровичу выдохнула клуб горького дыма:

- Приворот на тебе, красавец, давний, на крови да земле могильный деланный, до смерти твоё сердце к приворожившей привязавший. Пока жива жена твоя, будешь ты без неё чахнуть да сохнуть, и никто