а от эксплуатации сил предпринимательского общества в целом. «Центр тяжести капиталистического производства смещается от эксплуатации труда в крупной промышленности к капиталистическому извлечению стоимости (часто посредством финансовых инструментов) из общего, т. е. из земли и из кооперативного общественного труда» (Hardt and Negri 2017, p. xix). Такая эксплуатация, в свою очередь, требует инвестиций не в супра-, а в инфраструктуру, осуществляемых в форме как частного, так и некоммерческого капитала. На первом этапе инфраструктура функционирует как коллективное, а не как общественное благо, т. е. как благо совместного пользования, но не общего владения. В первом поколении частный фонд лишь выглядит как некоммерческий, оставаясь по существу инструментом для извлечения частных прибылей, но во втором и последующих поколениях он во все возрастающей степени становится действительным инструментом общественных инвестиций. Превращение частного фонда в общественный происходит постепенно, по мере того, как инфраструктура предоставляет свои услуги, требуя все меньшей прибыли. Инфраструктура становится общественным благом тогда, когда она оказывается неспособна приносить прибыль, ее воспроизводство обеспечивается за счет взносов посессоров, а услуги предоставляются бесплатно. Конечное обобществление становится результатом начальной инициативы самих владельцев капитала. Постепенная эволюция институтов не отменяет мероприятий государства, инфраструктура остается объектом национализации и приватизации. Эволюция институтов продолжается и как стихийный, и как управляемый процесс.

С точки зрения личных усилий обычное общество кажется своего рода «суперкапитализмом»: рынок проникает во все элементы, каждый работник должен быть предпринимателем, расчет становится обязанностью каждого. С другой стороны, с точки зрения общественных усилий обычное общество оказывается едва ли не «суперсоциализмом». Обобществление тоже проникает во все элементы, каждый работник должен поддерживать свою репутацию, растет роль общества в экономике. Обычное общество кажется в такой же степени суперсоциализмом, как и суперкапитализмом, и поэтому оно, скорее всего, не является ни тем, ни другим.

Ведет ли персонализация к освобождению труда?

В 2020-е годы меньшинство населения становятся предпринимателями. Почему? Думается, не потому, что мало людей склонно к этому, а потому, что меньшинство находит возможность, чтобы быть предпринимателями — как из-за нехватки страховочных механизмов (таких как безусловный доход), так и отсутствия стартовых условий (в виде предпринимательских знаний и фондирования). Согласно международному исследованию Ipsos 2022 года, для 3 из 10 имеют значение социальные программы, минимизирующие риск предпринимательства. И каждого третьего демотивирует начинать свое дело, если наемный труд приносит больше доходов (Untapped Potential, p. 11). Эти же самые факторы ВЦИОМ называет для России (см. Пора предпринимать? Мониторинг 1992–2022). Можно констатировать, что мы находимся в самом начале процесса персонализации, но этот процесс будет продолжаться.

По мере того, как обычное самовоспроизводство прокладывает себе дорогу, категория посессоров постепенно распространяется на все общество — в форме самозанятых, фрилансеров, индивидуальных предпринимателей, интрапренеров, лиц свободных профессий и т. д. Посессоры не сводятся к самозанятым, но самозанятые являются их наиболее яркой и многочисленной категорией, так что они, можно сказать, олицетворяют собой обычное самовоспроизводство. На раннем этапе персонализации самозанятость подчас выступает как способ оптимизации налогов, к которому прибегают капиталисты, распространены и зависимая самозанятость, когда работник зависит от единственного клиента, и ложная самозанятость, когда она лишь маскирует наемный труд. Думается, и это, и частичная и неполная занятость, суть переходные явления, характерные для этапа, когда население еще растет и рабочая сила еще имеется на рынке, но в объеме, все меньше позволяющем вести расширенное производство. С этой точки зрения предпринимательская контрреволюция сходна с коммерческой революцией. Переход от зависимых форм труда к наемному труду в ходе товаризации и монетизации не был линейным процессом. В зависимости от места и времени он мог испытывать остановки и регресс, в ходе которых могли существовать и даже укрепляться крепостничество и рабство. Персонализация тоже не есть линейный процесс, она тоже может испытывать остановки и даже откаты. Но общая тенденция к отмиранию наемного труда будет, по всей видимости, сохраняться.

Развитие форм занятости, отличных от классического наемного труда на полный рабочий день, указывает на рост самостоятельности работников. Стремясь к максимизации прибыли, капитал сам готовит себе преемников. Персонализация начинается с того, что работник получает необходимый ему опыт самостоятельной деятельности: он отрывается от постоянного рабочего места и сам организует для себя труд, сам ищет временное рабочее место, учится самостоятельно учитывать свои доходы и платить налоги и т. д. По существу, этот процесс сходен с первоначальным накоплением знаний, которое происходило в ходе коммерческой революции (вспомним многочисленные практические руководства для коммерсантов XVII–XVIII веков). Приобретаются знания, но инвестиции в собственные средства производства поначалу невелики.

Инвестиции идут следом — индивидуальные, частные и общественные. Условием для их привлечения являются знания и репутация. В 2022 году основными препятствиями для открытия своего дела опрошенные Ipsos называли: инвестиции или фондирование — 41 %, уровень процента — 19 %, состояние экономики — 19 %, знания — 17 %, иное — 4 %. В зависимости от страны ситуация может значительно меняться: если в Южной Африке фондирование называют 65 %, а процент — 4 % опрошенных, то в Нидерландах фондирование — 18 %, процент — 51 % (Untapped Potential, p. 28). Согласно данным ВЦИОМ, основными препятствиями в России являются: здоровье и возраст — 39 %, фондирование — 28 %, интерес — 22 %, знания — 20 % (Пора предпринимать? Мониторинг 1992–2022).

Перечисление препятствий для самостоятельного предпринимательства лишь подчеркивает растущую мощь напора к открытию своего дела. Если коммерческая революция, отнимая у работника средства производства, лишала его возможности трудиться самостоятельно, то предпринимательская контрреволюция, напротив, лишает его возможности продавать свой труд, заставляя продавать продукт. «…Существенное условие, необходимое для того, чтобы владелец денег мог найти на рынке рабочую силу как товар, состоит в том, что владелец рабочей силы должен быть лишен возможности продавать товары, в которых овеществлен его труд, и, напротив, должен быть вынужден продавать как товар самое рабочую силу, которая существует лишь в его живом организме» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 23, с. 179). То есть при расширенном самовоспроизводстве владелец рабочей силы должен быть лишен средств производства, а продукт его труда не должен выступать в качестве самостоятельного товара.

При обычном самовоспроизводстве средства производства все больше интегрируются с самим работником, а результат его труда оказывается все более самостоятельным товаром — нематериальным благом или услугой, все больше связанным с экономикой впечатлений, экономикой эмоционального опыта. Отличие самозанятости от наемного труда состоит в том, что для посессора заказчик заранее определяет продукт или результат работ, в то время как наемный работник продает свой труд, а не продукт. Для наемного работника действуют трудовой договор и должностная инструкция, для посессора — договор подряда или поставки и спецификация. Рабочему средства