Слабый ИИ развивается не как индивидуальный, а как общественный проект, его мощность производна не от интеллектуальных способностей его создателей, а от рациональных и аффективных сил всего общества. Развитие искусственного интеллекта — и как расширение естественного интеллекта, и как приближение физической системы машин к субъекту — ведет к тому, что инфраструктура становится более гибкой. Инфраструктура становится более адаптивной по отношению к индивидам и способной поддерживать более сложную, в том числе более дробную супраструктуру. Тайлер Коуэн пишет, что внедрение ИИ может привести к закату крупного бизнеса. Ведущие технологические компании в области ИИ, как правило, невелики по размерам, а крупные компании используют ИИ, чтобы стать меньше. Он перечисляет и другие последствия развития ИИ: снижение иммиграции, которая нужна крупным корпорациям, повышение роли и вознаграждений работников, приближение культуры производства к культуре партнерств или спортивных команд (Cowen 2023). При обычном порядке нет наемного труда, нет зарплаты и возможности зарабатывать на привлечении дешевой рабочей силы, поэтому становятся не нужны мигранты и миграция обуславливается лишь сравнительными возможностями предпринимательской деятельности.

Если персонализация ведет к индивидуализации, атомизации общества, то обобществление означает требование его большей социальности. Как это требование должно обеспечиваться? Рёпке писал, что рыночное хозяйство должно найти свое место внутри более широкого порядка, который не сводится к отношениям обмена, внутри «общества человеческого размера», в котором личность не подчинена «массе и концентрации».

«Нет ничего более вредного для здравого общего порядка, свойственного человеческой природе, чем две вещи: масса и концентрация. Индивидуальная ответственность и самостоятельность в правильном балансе с общностью, добрососедский дух и истинное гражданское чувство — все это предполагает, что общины, в которых мы живем, не превышают человеческого масштаба. Они возможны только в мелком или среднем масштабе, в среде, которую можно измерить, в условиях, не уничтожающих полностью и не заглушающих первичные формы человеческого существования, сохраняющиеся в наших деревнях и малых и средних городах» (Röpke 1960, p. 6–7).

Переход от массового к множественному типу производства ведет и к изменению в его пространственном размещении. Воссоединение рабочего места с домохозяйством есть необходимая предпосылка для сохранения семьи и восстановления рождаемости. Оно требует не только соединения рабочего и внерабочего времени, но и соединения места для работы с местом для жизни. Как отделение предприятий от домохозяйств вызвало к жизни урбанизацию и породило мегаполисы, так воссоединение рабочего места с домохозяйством вызывает возрождение малых городов, на первых порах в составе крупных агломераций. «Многое в этой возникающей цивилизации противоречит старой традиционной индустриальной цивилизации. Она является одновременно и высокотехнологичной, и антииндустриальной цивилизацией» (Тоффлер 1999, с. 33). Деурбанизация возвращает людей не в деревни, а в небольшие города по соседству с мегаполисами, поскольку они совмещают человеческий масштаб застройки с достаточной близостью и плотностью инфраструктуры. Корпорация проигрывает не отдаленной кибердеревне, а ближнему кибергородку. Высокотехнологичные корпорации уже сегодня по сути являются партнерствами посессоров, не привязанными к мегаполисам и агломерациям, но созданными на их инфраструктуре.

В процессе персонализации возникает не мировая деревня, а мировой городок. Превращение мира в глобальный городок означает возвращение от «холодного» к «теплому» обществу, от общности идей к общности места, и возрождение силы слухов и репутации, пусть даже слухи именуют «теориями заговоров». Важно, что слухи возрождают личностное начало общения. «До холодного общества было авторитарное общество, характерное для раннего капитализма, а после холодного общества, в постиндустриальном обществе, зарождается теплое, аффективно более удовлетворительное, даже эмпатическое общество» (Lane 1978, p. 454). Мировой городок с его теплым обществом подрывает саму основу господства — как в более богатых, так и в более бедных странах, как основанного на единоличной власти, так и на разделении власти между немногими партиями или корпорациями.

Индустриализация и идеализация

Причины перехода от расширенного к обычному самовоспроизводству не сводятся к прекращению роста населения. Точнее, такое прекращение есть лишь одно из многих проявлений перехода, вызываемого тем, что люди воспроизводят себя посредством все большей массы и множества смыслов. Другим проявлением является так называемая «деиндустриализация». Это неудачное понятие, поскольку оно предполагает сокращение промышленного производства. На самом же деле речь идет о сокращении доли занятых в промышленности при сохранении или даже росте объема промышленного производства. По сути, мы видим повторение того долгосрочного эффекта, который индустриализация в свое время оказала на сельское хозяйство: отток занятых и сохранение, а затем и увеличение объема сельскохозяйственного производства. Нынешний процесс является, с одной стороны, продолжением прежней индустриализации, поскольку он основан на дальнейшем развитии технологий, и вместе с тем он направляется теперь против промышленности. Мы называем этот процесс идеализацией. В процессе идеализации работники перемещаются из материального производства, сельского хозяйства и промышленности, в нематериальное, в производство услуг и нематериальных благ. Как и при индустриализации, переселении людей в города, мы имеем сочетание «толкающих» и «тянущих» сил. Переток занятости может быть связан и с тем, что в промышленности производительность растет быстрее, чем в нематериальном производстве, вытесняя работников, и с тем, что нематериальное производство пока более трудоемко, чем материальное, и поэтому предъявляет повышенный спрос на труд:

«Давно известно, что производительность в производственном секторе обычно растет быстрее, чем в сфере услуг, поскольку автоматизация и трудосберегающее оборудование, как правило, более полезны для промышленных производителей. С течением времени это приводит к тому, что трудоемкие услуги становятся дороже по сравнению с промышленными товарами … Нематериальные инвестиции, с другой стороны, гораздо больше зависят от труда. Чтобы сделать дизайн, нужно заплатить дизайнерам. R&D предполагает оплату труда ученых. Программное обеспечение предполагает оплату разработчиков. Поэтому мы ожидаем, что со временем нематериальные инвестиционные расходы будут постепенно расти по сравнению с материальными» (Haskel and Westlake 2018, p. 28).

Если работники вытесняются из промышленности вследствие роста там производительности, то верно и обратное: рост производительности в нематериальном производстве позволяет наращивать объем производства в промышленности. Подобно тому, как индустриализация вела к увеличению занятости в городах и сокращению занятости на селе и при этом к росту промышленной, а поэтому и аграрной производительности, так идеализация ведет к росту производительности в нематериальном секторе и поэтому в промышленности, к росту занятости в производстве идей и поэтому к сокращению занятости в производстве вещей.

В 1950-х — 1960-х годах в США, Западной Европе, СССР доля занятых в промышленности составляла более 30 %. К началу 2020-х годов она сократилась: в США — до 8 %, в Европе — до 15 %, в России — до 27 %. Можно было бы связать эти процессы с выносом промышленности в третьи страны, но и в самих США, Европе и России