Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я вскоре пойду на флот юнгой! – высказался младший из мальчиков, Ричард, кажется.
– Как здорово! – немедленно вскинулась Мэри. – Вероятно, вы усиленно готовитесь к этому важному шагу? Изучаете судостроение, навигацию, устройство парусного вооружения и управление им?
– Меня обучают латыни, – чуть смутившись, признался парнишка. Ричард, точно.
– Как интересно! – захлопала глазами Софочка. – Это же язык науки! А нельзя ли и мне брать уроки. Скажите, как зовут учителя и где его можно найти?
– Он живет здесь же, в Клейдоне, – улыбнулся сэр Гарри. – Приезжайте к нам по понедельникам, средам и пятницам к девяти часам. Ричарду будет веселее в компании.
«Язык науки, говоришь», – обратился я к своей неугомонной носительнице.
«Аптекаря придется выдавать за личного лакея, – ничуть не смутившись, продолжила планировать Софи. – Нам его нужно в Кембридж посылать учиться на врача. А там без латыни делать нечего. Пилить или ковать и без него найдется кому. Или ты передумал создавать команду для завоевания мира?»
Вот такая она, эта дочь джентльмена. То ребенок ребенком, то как сказанет в стиле будущей потрясательницы Вселенной!
* * *
– Сонь, мне скучно, – взываю я к хозяйке нашего одного на двоих тела.
– Ты делаешься невыносимым, когда тебе не о чем подумать. Терпи. Это для пользы дела нужно.
– Завоевания мира? – захлопнулась. Явно рассердилась на меня за нытье. А мне-то каково! Представьте себе, что я должен чувствовать на уроке латыни! В момент, когда дома ученики в ожидании начала уроков что-то там куют без меня. С учетом дороги туда и сюда, выброшено по полдня трижды в неделю коту под хвост. Занятия в нашей школе перенесены на вторую смену, а я начинаю терять нить событий, развернувшихся с моей подачи. Ума не приложу, что натворит группа начинающих Эдисонов без присмотра опытного инженера. Они ведь сплошные исследователи и изобретатели просто в силу возраста. Хорошо, что мистер Смит присматривает за их творческими потугами.
А я вынужден присутствовать здесь, поскольку никуда из этого тела не денусь. Кстати, Сонька какие-то слова из этого мертвого языка знает. Кажется, латыни ее учить начинали, хотя преуспели в этом несильно. Присоединившаяся по настоянию матери Консуэллка – ноль без палочки. Машка здесь больше не отсвечивает, зато Аптекарь на редкость неуклюже исполняет роль слуги. Сначала тыкался ко всем с подносом, где стоит графин… нет, графины стеклянные… кувшин компота, который считается лимонадом. В конце концов главный ученик – младший сын хозяина дома – усадил этого недотепу рядом с собой, чтобы больше не мельтешил. Ну, и чтобы иметь напиток под рукой.
Так вот, Аптекарь этому самому Ричарду слегка подсказывает. Потому что каких-то крох латыни за время служения в аптеке нахвататься успел. Но отвечать на вопрос преподавателя ему не по чину. Сам-то он парень борзой, хотя и с тормозами. Но мне это изучение языка Вергилия, как серпом по… ладно, чего нет, того нет.
– Ты лучше придумай, как сделать лучше папин флейт, – прерывает поток моих возмущенных дерганий Софи. – Чтобы он стал крепче.
– Крепче? То есть как?
– Не ломался.
– В каком месте не ломался? – продолжаю вредничать я.
Пауза, в течение которой хозяйка общается с преподавателем, путая формы слов и структуру фраз, за что огребает фунт презрения с довеском замечаний. Исправляется, любуется на недовольную мину учителя и добавляет мне прямиком в ход рассуждений:
– Я читала, что мачты частенько ломаются, – на этот раз ужасно вредным голосом.
Мачты. Стволы деревьев, самой природой созданные для того, чтобы торчать вверх и не ломаться от ветров, воздействующих на естественные паруса – кроны. Хотя ломаются. Но чаще их целиком выворачивает из земли вместе с корнями. Стоп! Задача поставлена. Чтобы мачты не ломались. Напряженно вспоминаю, как вообще переламываются палки, ветки, сучья, жерди, рукоятки лопат. С треском, вот как. Потому что лопается та сторона палки, которая находится снаружи изгиба – наружные слои волокон рвутся. Да, разрыв волокон обычно начинается на выпуклой стороне, что особенно хорошо заметно, если древесина не слишком сухая. Точно, прочность на разрыв всегда намного меньше, чем прочность на сжатие.
Если рассматривать нынешние материалы, то прочнее всего сталь. Особенно она крепка в проволоке при растяжении ее вдоль направления волочения. Или проката, если мы берем полосу. А если катать холодной? Прикладывая к валкам неимоверные усилия слабыми мальчишескими руками…
– Вот и думай про железки, а латынью я займусь, – крайне недовольным тоном одобряет мои потуги хозяйка и достает из сумочки карандаш, который кладет под правую руку. Сама она ведет записи пером, которое держит в левой. Я же спокойно разрисовываю силовую схему Останкинской телебашни – туго натянутые стальные канаты прижимают к земле длинный несжимаемый стержень из железобетона. И ведь стоит, долговязая.
Тогда и мы располагаем по окружности стальные полосы, стягивающие мачтовое дерево вдоль всей длины. Хотя почему целое дерево? На сжатие работает только наружный слой, а остальное – на изгиб. Получается бочка. Очень длинная. Которую, кроме поперечных обручей, схватывают и продольные тяги. Изнутри тоже нужно распереть… хотя зачем нам в конструкции лишние элементы, когда можно взять удобные и доступные доски и мирно сложить их таким образом, чтобы они образовали жесткий короб. Полосы-стяжки тоже следует спрятать под древесиной, а то проржавеют в два счета – пропустим их между досками. Наружные, кстати, лучше выбрать потоньше – их функция защитно-декоративная.
А внутри остался чистый канал, через который можно пропустить уйму веревок, которые выйдут через стенку, огибая вделанный в нее же блок. Хоть бы и целый рей подвешивай. Но эти детали я продумаю потом – сначала следует прикинуть сопротивление на изгиб. Хм! Продольный размер просит сделать его побольше, потому что в этом направлении нагрузка выше – паруса ведь тянут вперед. Добавляю четыре дюйма, а потом еще три. Сечение из квадратного превращается в прямоугольное.
Сносим лишнее на углах – сечение приближается к эллиптическому. Проставляем размеры – два фута на полтора. Маловато на вид. В области выхода из палубы мачты явно толще. От себя накидываю для верности три фута на два. Но