Однако все сложилось наилучшим образом. Объект шел по прямой, не петляя. Не делал попыток воспользоваться каким-либо транспортом. Не экспериментировал, посыпая дорожку отхода табачно-перцовой смесью… Пересек по автомобильному мосту реку Тосну, свернул направо и двинулся берегом, вверх по течению.

У старшего группы немедленно мелькнула мысль о пещерах – именно там, на берегу, находилось большинство входов в подземелья.

Власти, надо сказать, стремясь избежать несчастных случаев и упорядочить подземный туризм, регулярно перекрывали входы крепкими дверями. Запертыми, естественно. Но любители экстремального пещерного отдыха столь же регулярно сметали все преграды.

Однако преследуемый не направился к зияющим в обрывистом склоне провалам. След по-прежнему тянулся недалеко от уреза воды, по пологой части берега. И лишь примерно в трех километрах от моста поднялся по небольшой лощинке, промытой сбегающими к Тосне вешними водами.

Но – поднялся не до конца. След нырнул в отверстие, идеально замаскированное двумя валунами и кустарником. Вечерело, лучи закатного солнца не попадали в лощинку – но и при самом ярком освещении никто не обнаружил бы лаз без собаки…

Руководивший погоней боец имел представление о протяженности Саблинских пещер. Вернее сказать – катакомб, ибо многокилометровый запутанный лабиринт был рукотворным. Но прижилось именно название «Саблинские пещеры».

Однако, как это хитросплетение ни называй, соваться туда втроем не стоило. Даже вчетвером – считая собаку – не стоило. Без фонарей, без снаряжения… О том, на что способен их противник, старший группы тоже имел представление. На открытом месте особых опасений он не внушал – по внезапная атака в темноте, подсвечиваемой зажигалками…

Короче говоря, преследователи проявили здравомыслие – и связались с седоголовым.

Приказ того был короток: под землю не соваться, наблюдать за выходом. Помощь на подходе.

Чагин не терпел готовить операции на ходу, в спешке. Однако – пришлось. Его не оставляла мысль, что нельзя терять ни минуты, что все сложилось слишком уж легко и удачно, что не раз ускользавший противник сделает хитрый финт – вынырнет из другого подземного хода, в нескольких километрах. А они будут сторожить пустую нору или бессмысленно блуждать в запутанном лабиринте…

Все необходимые распоряжения он отдал из стремительно катящего в сторону Саблино джипа. Специальное спелеологическое снаряжение раздобыть и доставить к началу операции никак не успевали, придется обойтись фонарями да длинными веревками. После короткого раздумья Чагиы приказал подвезти еще двух хорошо натасканных собак-ищеек – дилетантка Лайма потрудилась сегодня достаточно.

В рождающейся экспромтом операции тем не менее задействовали почти все наличные силы. Разрозненные двойки и тройки стремительно выдвигались к известным удаленным выходам из пещер. Главные силы с трех сторон подтягивались к обнаруженному потайному отнорку. Всё было сделано как надо, но иррациональное предчувствие провала не оставляло седоголового…

Предчувствие не обмануло.

Задуманный план дал трещину, когда по Московскому шоссе оставалось проехать меньше километра до поворота на Ульяновку.

Рация, постоянно настроенная на волну группы, стерегущей выход, коротко сообщила:

– Кречет, Дрозд на связи. Лайма заволновалась. Похоже, объект выходит. Что делать?

Чагин задумался на секунду, не дольше. Но за эту секунду в голове успело промелькнуть многое… Логично и правильно отступить подальше, дать объекту выйти, и позволить направиться, куда он там собрался… А потом, после подхода главных сил, чисто и грамотно взять – когда дичь удалится подальше от норы. Но логика пасовала перед опасением: стоит противнику хоть чуть отойти, хоть немного оторваться от преследователей – исчезнет, растает бесплотным призраком…

И он скомандовал:

– Дрозд, здесь Кречет. Выйдет – брать. Немедленно.

Едва ли Дрозд ожидал такую директиву… Но обсуждать не стал. Через несколько секунд бросил в рацию торопливо, уже без позывных:

– Выходит, точно… Берем!

Черная коробочка замолчала, выдавая легкий шорох помех.

– Быстрее! – коротко и яростно бросил водителю Чагин. Тот и так гнал на пределе – но постарался выполнить приказ.

Седоголовый кусал губы, пытаясь расслышать сквозь помехи звуки схватки – связь Дрозд не отключил. Порой казалось – доносится что-то слабое, еле различимое…

Возьмут, успокаивал себя Чагин, непременно возьмут… Он уже ни на что не способен, едва на ногах держится… Сейчас, сейчас прозвучат ликующие слова доклада…

Секунды капали, сливаясь в минуты. Мимо мелькали дома Ульяновки. Доклада не было. Никакого.

Когда кавалькада джипов вылетела на мост через Тосну, обманывать себя уже не имело смысла. Они опять проиграли.

3

Женщина в белом халате застыла соляным столбом у входа. Двигались у нее лишь губы – широко распахнулись, готовые испустить громкий-громкий крик.

И в этот миг с Алексом произошло нечто странное. За последнее время его способность удивляться значительно притупилась, – но чуть позже, осознав произошедшее, он удивился…

Молчи! – крикнул он женщине. Крикнул, не разжимая губ, мысленно.

Молчи! Сама же видишь – я врач! Открой зенки пошире – натуральный врач! Зашел проверить больного, то-сё… Ты посмотри внимательно – на мне такой же белый халат, а что рожа замотана, так поцарапался…

Мысленные фразы показались не своими… Чужое и чуждое чувствовалось в тоне и в строении фраз. Да и не привык Первый Парень отдавать команды таким способом – предпочитал всегда слова, порой подкрепленные кулаками.

Удивительно, но женщина действительно не кричала. И не двигалась с места. Не то подчинилась беззвучным приказам Алекса, не то страх парализовал и мышцы, и голосовые связки.

Алексу хотелось броситься вперед, пересечь в три прыжка палату, вцепиться в глотку проклятой дуры… Но он сдержался. Приближался к ней медленно, как удав к кролику, – не спугнуть, не дать стряхнуть оцепенение.

В последний момент, когда расстояние сократилось до пары шагов, Алекс не выдержал, – ускорился, резким движением выбросил вперед руку… И наваждение мгновенно рассыпалось. Взвизгнув, докторша бросилась из палаты.

Не успела. Алекс вцепился в плечо, рывком втащил обратно. Ткань халата затрещала, посыпались пуговицы. Притиснул к стене, пальцы другой руки – до сих пор испачканные кровью и чем-то мерзким – легли на горло. Шейка оказалась мягкая, податливая … Хотелось давануть изо всех сил и смотреть, как пальцы будут уходить в плоть, а глаза выкатываться наружу.

Он опять сдержался. Пусть поживет, раз уж пришла. Все равно он собирался с кем-нибудь вдумчиво побеседовать… Пусть поживет.