Новичок Чаффи еще не успел слетать в космос, однако хорошо знал, как управлять летательными аппаратами и как остаться живым, даже когда всё вокруг пытается тебя угробить. В 1962 г., когда США и СССР оказались на волоске от ядерной войны из-за внезапного появления на Кубе баллистических ракет, Чаффи был одним из тех пилотов военно-морской авиации, кто совершал разведывательные полеты над местами размещения ракет. Сбить американский самолет или даже просто вытеснить его с территории – такое вполне могло стать поводом к началу войны, однако Чаффи не терял присутствия духа, благополучно летал на задания и помогал Америке выиграть противостояние с Советами.

Эти трое астронавтов, собранные в единый экипаж, пытались изобразить нужную долю жизнерадостности в отношении предстоящего полета, однако драндулет, полученный ими от НАСА, не рождал у них ни малейших иллюзий. В преддверии полета космическое агентство начало публиковать официальные фотографии трех астронавтов, которые должны были вывести лунный корабль Америки в первый пробный полет по околоземной орбите. В одной из фотосессий позирующие пилоты сидели в скафандрах за столом, на котором стояла модель «Аполлона», и демонстрировали на камеру фальшивые улыбки.

Однако на одной из непубличных фотографий Гриссом, Уайт и Чаффи не скрывали своих истинных чувств по отношению к кораблю и позировали со склоненными головами и с молитвенно сложенными ладонями. Чтобы их послание уж точно попало в правильные руки, они адресовали фотографию Харрисону Стормсу по прозвищу Сторми – инженеру из North American, который контролировал проект «Аполлон». Как и другие руководители компании, он прекрасно знал, что с завода астронавты регулярно звонят в НАСА, докладывая об очередной проблеме с «Аполлоном».

«Сторми, – гласила подпись к фотографии, – на этот раз мы обращаемся не в Хьюстон!»

* * *

27 января 1967 г. – через пять дней после манифестации Гриссома с лимоном и меньше чем за месяц до намеченного старта «Аполлона-1» – НАСА запланировало предполетные испытания корабля на бортовом питании[15]. На стартовой площадке экипажу в скафандрах предстояло забраться в корабль, который уже находился там и был смонтирован в головной части ракеты-носителя «Сатурн-1Б». Далее корабль переводился на питание от бортовых источников и экипаж вместе с операторами ЦУП выполнял генеральную репетицию стартовых процедур.

Еще две операции обеспечивали максимально возможное сходство с настоящим днем старта. Первая относилась к атмосфере «Аполлона»: она должна была состоять на 100 % из кислорода, как на орбите, а не из смеси примерно 22 % кислорода и 78 % азота, как в естественной атмосфере Земли. Человеку для жизни нужен только кислород, поэтому конструкторы решили не обременять корабль баками инертного азота, который только добавил бы лишнего веса.

Они знали, что в космическом вакууме кислород в кабине будет иметь давление на уровне 250 мм рт. ст.: хотя это всего треть от атмосферного давления на уровня моря, астронавтам этого вполне достаточно. Однако здесь, на стартовой площадке, требовалось гораздо большее внутреннее давление – чтобы плотный внешний воздух не расплющил и не повредил кабину корабля, если давление внутри него будет слишком низким. Поэтому для испытания на бортовом питании давление в «Аполлоне» доводилось до 900 мм рт. ст. Если кто-то и опасался того, что огонь любит кислород – особенно чистый кислород под высоким давлением, – эти тревоги не заставили НАСА отказаться от испытаний.

Второй пункт касался люка: после того как астронавты лягут в кресла, установленные вплотную друг к другу, люк окажется позади них и примерно над головой Уайта. В аварийной ситуации Гриссому, Уайту и Чаффи лучше всего было бы иметь люк, который они могли бы открыть быстро. Это позволит им выскочить из корабля в так называемую «белую комнату» – небольшое рабочее пространство на конце поворотной платформы в верхней части башни обслуживания. «Белая комната» окружала «Аполлон» на стартовой площадке, но перед запуском ее полагалось отвести. Однако легко открывающийся люк не годился для кабины с высоким внутренним давлением. Поэтому конструкторы спроектировали двойной люк – с внутренней и внешней крышками – и сделали его герметичным с помощью многочисленных замков. В случае аварии на площадке астронавт, располагавшийся в центральном кресле, должен был открыть замки специальным приспособлением, «трещоткой», снять внутреннюю крышку, втащить ее внутрь корабля и положить на пол и только потом открывать внешнюю крышку. При необходимости ему мог помочь командир экипажа, сидящий в левом кресле. Астронавты «Аполлона-1» отрабатывали эту процедуру многократно, но, независимо от усилий и сноровки, она все же отнимала изрядно времени.

В последний вечер перед этим испытанием дублер Гриссома Уолли Ширра пришел на стартовую площадку вместе с ним и провел некоторое время в корабле, прогоняя несколько последних тестов. Выбравшись наружу, Ширра покачал головой.

– Не знаю, – сказал он Гриссому. – Ни на что конкретное указать невозможно, но в корабле явно что-то не так.

В устах пилота такое звучало убийственно: выходило, что у корабля нет явно видимых недостатков, которые можно исправить, зато есть обширные системные проблемы.

И тогда Ширра добавил предостережение:

– Если у вас возникнут хоть какие-то проблемы – я бы посоветовал выбираться наружу.

Гриссом пообещал, что так и сделает.

Испытание на бортовом питании началось в 14:50 по местному времени, после того как экипаж занял свои места и двойной люк закрыли и задраили. Все шло медленно и с остановками. Самой раздражающей была проблема, уже знакомая по предыдущим испытаниям: неустойчивая связь. Уайт и Чаффи могли слышать голоса операторов в своих наушниках лишь сквозь сильный шум помех; линия Гриссома – инженеры так и не могли понять почему – была еще хуже.

Еще до начала испытания Дик Слейтон предложил себя в качестве четвертого участника: он хотел весь отведенный для работы период просидеть в нижнем отсеке оборудования – небольшом рабочем пространстве ниже подножия кресел, похожих на раскладушки, – и попытаться привести связь в порядок. Однако испытание должно было проходить в условиях, максимально приближенных к полетным, и если в трехместную кабину не планировалось втиснуть четверых человек в день старта, то не нужно было их туда втискивать и сейчас. Поэтому Слейтон находился в Центре управления запуском на мысе, где ему оставалось лишь вслушиваться в переговоры с экипажем, пытаясь разобрать слова сквозь помехи.

В 18:20 измотанный экипаж и измотанные наземные команды, работавшие одновременно на мысе Кеннеди во Флориде и в хьюстонском ЦУП, получили небольшой перерыв: имитируемый обратный отсчет дошел до встроенной задержки. Она была рассчитана на 10 минут, и за это время можно было попытаться разобраться с неустойчивой связью и другими сбоями. Крафт, который весь день метался между залом управления и своим кабинетом по мере того, как отсчет то запускали, то останавливали, теперь вернулся к своему рабочему месту у задней стены зала и прислушивался и к разговорам операторов, и к трансляции с космического корабля.