Этот миг мог бы быть удивительным, если бы вместо радости не рождал тревогу. Потому что все рассказанное нашей гостеприимной хозяйкой не вселяло в нас надежду на то, что наш поход закончится так благополучно, как нам бы этого хотелось. Кроме того, Гадриэль дал обещание найти отца Лайсе. Это внушало еще большую тревогу, потому что причина, по которой отозвали его группу, стала нам понятна сразу, как только в ее повествовании мелькнуло одушевленное оружие, подброшенное одному из сыновей властителя, в жилах которого течет кровь даймонов. Возможно, она что-то и почувствовала, но ни один из нас не поднял глаз на Ригана, никто не упомянул о том, что именно тот меч, о котором шла речь, замотанный в ткань и перетянутый кожаной лентой, лежал вместе с туго скатанным одеялом у костра, когда она и черноволосый лорд шагнули к нам из черноты просыпающегося леса.

– Гадриэль, ты не даешь Лайсе возможности выбора. – Глаза Олейора с напряжением следили за тем, как меняется выражение лица нашего друга, как слетает с его губ невесомая улыбка, как темнее становится взгляд. – Она не знает этого мира, она не знает других мужчин, которые могли бы претендовать на ее внимание, она слишком юна, чтобы принимать решение, изменить которого она не сможет.

– Мой принц, это наше решение.

В отличие от нас всех, она была совершенно спокойна. Ее лицо озарял мягкий свет, ее пальцы, когда она встала рядом с лордом, с уверенностью и доверием легли в его раскрытую ладонь.

– Лайсе, за этим лесом живут драконы, демоны, эльфы, оборотни, люди. Там города, там бурлит жизнь, которая тебе совершенно не знакома, там благосклонности красивых дам добиваются не только красивыми речами, но и обнаженными клинками. Там есть то, чего ты лишена. И если я позволю ему сейчас надеть на твой палец его родовой перстень, ответственность за все я возьму на себя.

– Тебе не придется пожалеть об этом. – Голос Гадриэля был хрипл и напряжен.

Взгляды двоих, каждый из которых был для меня дорог, сошлись в жестоком поединке. И как бы я ни хотела, я не имела права вмешиваться.

Но, похоже, ни один из них уступить не готов. И, возможно, именно это противостояние и натолкнуло меня на мысль, которая пусть и казалась неожиданной, но решала едва ли не все проблемы.

– Лайсе, Гадриэль, я прошу нас извинить, но мне необходимо переговорить с моим мужем. – И видя, как светлеет взгляд нашего черноволосого кошмара, я понимаю, какие именно надежды он возлагает на меня. – Олейор, ты не окажешь мне честь проводить меня из гостиной?

Олейор еще мгновение смотрит в глаза своему начальнику разведки, который за последние недели уже успел перейти все границы, чтобы вывести его из терпения, и, молча кивнув, выходит из зала, приоткрывая мне дверь и пропуская вперед.

Полог тишины опустился прежде, чем исчез силуэт Гадриэля, который до последнего мгновения не сводил с меня своих глаз, подбадривая лукавством, которое демонятами выплясывало в них.

– Говори.

– Ты только не рычи сразу, дай мне высказать свою мысль до конца.

Не знаю, что на него подействовало: насмешка, играющая на моих губах, или прикосновение этих самых губ к его щеке, но он, пусть и не расслабляется совсем, так хотя бы не демонстрирует клыки.

– Рядом с тобой я готов рычать лишь от удовольствия.

– Вот об этом и помни, когда находишься рядом. Сколько Лайсе лет?

Он задумывается лишь на краткий миг и спокойно отвечает. Еще не догадываясь о том, что я хочу сказать, но уже осознавая, что выход, который я собираюсь предложить, будет учитывать интересы всех.

– По ее словам – двадцать. По моим ощущениям – тоже.

– Ты чувствуешь в ней эльфийскую кровь?

– Безусловно. И не только я. Валиэль не усомнился в том, что ее мать – светлая эльфийка. Да и ее няня подтверждает эти слова.

– Но ее родственники по матери не признали ее. Какими бы ни были причины этого. Ее отец не принадлежит этому миру и не присягал ни одному из правителей.

– Ты предлагаешь…

Насколько приятно видеть его лицо, когда оно не стянуто напряжением или не удручает своей бесстрастностью.

– Именно. Я предлагаю тебе стать ее опекуном до тех пор, пока она не получит законных прав иным способом. А я признаю твое право на опекунство. И тогда, как бы судьба ни повернулась, у Лайсе появится шанс выйти из этого леса. – И добавляю, привнося политическую подоплеку, но лишь для того, чтобы моя личная заинтересованность не столь бросалась в глаза: – Не думаю, что Элильяр не обрадуется такому повороту событий – к магу Равновесия добавится единственный менталист на Лилее. Да и Гадриэля это немного отрезвит.

– И не только отрезвит. Это его привяжет ко мне. Ты не опасаешься того, что он неправильно поймет мое решение?

– Наше решение, Олейор. Наше. И, мне кажется, он поймет, что помолвка, заключенная под твоей опекой, даст Лайсе значительно больше, чем мог дать он один.

– Знаешь, Лера, а ведь я должен извиниться перед тобой. – И он крепко прижимает меня к себе, зарываясь лицом в мои волосы. А у меня на мгновение сбивается дыхание: сколько бы лет ни прошло, а каждое его прикосновение, аромат его тела вызывают у меня волнение и трепет. – У меня мелькнула похожая мысль еще тогда, когда она заикнулась, что уже готова была покинуть этот дом, но я не был уверен, что ты согласишься с моим предложением.

– Мне остается только этому радоваться. – Недоумение в его взгляде заставляет меня закончить с насмешкой. – Я все еще могу тебя удивлять. Разве это плохо?

Не знаю, насколько бы затянулся этот поцелуй и чем бы он мог закончиться, если бы не необходимость вернуться в гостиную: боюсь, что кое-кому эти несколько минут могли показаться вечностью.

Насколько бы я хорошо ни знала своего мужа, но ни в его взгляде, ни на лице я не вижу ничего, что могло бы подсказать Гадриэлю, чем закончился наш разговор. Да и я не тороплюсь улыбаться. А чтобы тот вихрь эмоций, бушующих в моей душе, не дал ему понять, что не все так страшно, как мы пытаемся ему продемонстрировать, поднимаю щиты. Впрочем, сама попытка скрыть от него что-либо способна навести его на мысль о том, что от него что-то прячут.

– Лайсе, – девушка чуть напряглась, но лорд тут же коснулся ее руки, словно успокаивая. И это показавшееся столь естественным движение говорило о его чувствах к ней значительно больше, чем могли бы сказать слова. Еще раз убеждая меня, что наше решение единственно правильное, – мы можем не найти твоего отца, мы можем вернуться с известием о том, что ты зря ждала его столько лет. Мы можем не вернуться совсем. Но ты не можешь ни остаться в этом доме, отрезав себя от жизни, ни покинуть его без тех, кто бы мог тебя защитить. Хотя бы своим именем. Поэтому я, Олейор Д’Тар, наследный принц темных эльфов, принимаю над тобой опеку до тех пор, пока кто-либо не получит законных прав на тебя, твое имя и то, что принадлежит или будет принадлежать тебе. – И сделав короткую паузу, в течение которой он обводит всех тяжелым взглядом будущего правителя темных эльфов, заканчивает: – Есть ли в этом зале кто-либо, кто готов оспорить мое право опеки или принять его на себя?