Ни на одном месте полк не останавливался более чем на два дня. Впечатления менялись одно за другим. Вот измайловцы переправились через бурную студеную речку Пудость, потом побывали в Гатчине, а несколько позже увидели старинную мызу, некогда принадлежавшую «великолепному князю Тавриды» Григорию Потемкину… Быстрые речки, великолепные леса, полустанки Балтийской дороги – все это великий князь видит не только глазами командира роты, но и поэта, тонкого лирика, влюбленного в родную северную природу. Ему нравится обучать солдат воинскому делу среди широких полей, где растут высокие сочные травы, скромные на вид, но такие нежные, дурманящие запахом голову цветы… Писателю И. Гончарову, с которым он давно уже знаком, Константин пишет в Ильин день 1884 года:

Мне кажется, всюду можно вносить свою поэзию и везде находить долю прекрасного; даже в такой сухой работе, как наши пехотные занятия, можно сыскать некоторую прелесть, стараясь представлять себе в лучшем виде эти однообразные учения и упражнения…

И ему все это удавалось как нельзя лучше. Он выполнял свою работу не напоказ, а по велению большого, открытого людям сердца. И сослуживцы – солдаты и офицеры, видели это, ценили и платили своему командиру искренней признательностью. Отношения с подчиненными строились у Константина Константиновича на взаимном уважении и доверии. К тому же великий князь, как человек высокообразованный, имеющий задатки педагога, стремился оказывать самое благотворное влияние на свое окружение – просвещать – как солдат, так и офицеров.

Многих измайловских офицеров он приглашал на обеды в Мраморный дворец. После смены блюд, за бокалом шампанского велись неспешные разговоры об искусстве, изящной словесности. И вот однажды здесь родилась прекрасная идея проводить в полку литературно-музыкальные вечера, которые сообща решили назвать «Измайловскими досугами». Идеологом и руководителем стал, конечно, великий князь Константин Константинович. Целью его было воспитывать полковую молодежь в лучших традициях русской культуры, прививать ей любовь к искусству, поощрять к творчеству и, как записано в уставе, «передать измайловцам грядущих поколений добрый пример здравого и осмысленного препровождения досужих часов». Девизом кружка стали прекрасные слова: «Во имя доблести, добра и красоты».

На первом заседании «Измайловсих досугов» поэт читал стихотворение, посвященное восьмой годовщине победы воинов Измайловского полка под Горным Дубняком во время русско-турецкой войны:

Припомним, измайловцы, день роковой,

Тот день, когда подвиг свершался святой

За Веру, Царя и Отечество;

Когда наши витязи шли на врагов,

И доблести русских гвардейских полков

Дивилося все человечество.

Когда Константин Константинович произнес последние строки: «И вспрянет, как прежде, Измайловский полк / За Веру, Царя и Отечество!», раздались крики «ура», его подхватили на руки и стали подбрасывать вверх.

На этом же, первом заседании было объявлено, что на вечера приглашаются все офицеры полка, в том числе, и прикомандированные, а также священники и врачи. На каждой встрече будут выступать писатели, артисты, музыканты, художники, ученые.

Через несколько лет великий князь напишет стихотворение, в котором очень тонко и верно отразит основную цель этого времяпрепровождения:

Сбираясь, как жрецы на жертвоприношенья,

Перед художества священным алтарем,

Служа искусству, мы свои произведенья

На суд товарищей смиренно отдаем.

Не ищем мы, друзья, ни славы, ни хвалений,

Пусть безымянные в могиле мы уснем,

Лишь бы измайловцы грядущих поколений,

Священнодействуя пред тем же алтарем,

Собрались, как и мы, стремяся к той же цели

В досужие часы чрез многие года,

Те песни вспомнили, что мы когда-то пели,

Не забывая нас и нашего труда.

Гремите, пойте же, измайловские струны,

Во имя доблести, добра и красоты,

И меч наш с лирою, неопытной и юной,

Да оплетут нежней художества цветы.

Гостями литературно-музыкальных «досугов» были известные русские писатели Иван Гончаров, Аполлон Майков, Яков Полонский. Принимали в них участие художники, музыканты, актеры, ученые. На один из вечеров пригласили известного адвоката и публициста А. Ф. Кони, который рассказал собравшимся измайловцам о деле Розалии Они – прототипе Катюши Масловой в романе Л. Н. Толстого «Воскресение». Аплодисментами встретили собравшиеся и знаменитого актера В. Н. Давыдова, в исполнении которого прозвучали отрывки из русской классической поэзии. Помогал он своими советами и в сценических постановках.

Читают здесь и лекции – на различные научные темы. А порой идет рассказ о тяготах жизни простых русских людей, читают, например, письма одной крестьянки к дочери, которые «произвели сильное впечатление своей безыскусностью».

Неоднократно вечера в «Измайловских досугах» были посвящены творчеству классиков русской литературы – А. Пушкину, М. Лермонтову, В. Жуковскому, Д. Фонвизину, Н. Гоголю… Не обошли вниманием и «своего» поэта – К. Р. Специально для этих вечеров он написал множество замечательных стихотворений, в том числе «Уж скоро стает снег…», «Поэту», «Розы», начал сочинять поэму «Возрожденный Манфред». Великий князь читал измайловцам и ранее написанные стихи, а также сцены из «Мессинской невесты» Ф. Шиллера в собственном переводе. И, конечно, пьесу собственного сочинения «Царь Иудейский», которая стала вершиной творчества поэта.

…Офицерское собрание, скромная обстановка читального зала. На столе, покрытом зеленым сукном, горят в подсвечнике четыре свечи. В помещении полумрак. На стульях, диванах и креслах, стоящих у книжных шкафов, разместились десятка три офицеров. Лица их сосредоточенны, они внимательно слушают очередного чтеца. Если бы не гвардейские мундиры, их легко можно было бы принять за студентов или молодых литераторов. Здесь словно витает дух вольнодумства. Иногда даже звучат произведения, запрещенные цензурой…

Вот как описывает великий князь одно из заседаний «Измайловских досугов», которое состоялось 15 марта 1891 года:

Вечером на досуге в полку собралось 63 участника. Я со Скалоном под конец сыграли сцену Пимена из «Бориса Годунова». В библиотеке большой круглый стол был сдвинут в угол, чтобы не мешать зрителям, всю комнату заставили рядами стульев и потушили лампу. Сценою служила узенькая проходная комнатка между дежурной комнатой и библиотекой. Вместо занавеса мы просто растворили двери и ее рамки… Декорацию, изображающую сцену кельи с остатками живописи и окном с цветными стеклами, поставили наискось; к ней, в глубине справа, приставили декорацию изразцовой печи. Кресло и стол я взял с нашей детской. Скалона загримировали Гришкой Отрепьевым со старинной гравюры, и он был замечательно на него похож, но тем не менее своей роли не знал, путал слова, выпуская иные, а иные вставляя. Я тоже был загримирован и, говорят, казался очень дряхлым и старым; только глаза и голос выдавали меня… Все остались очень довольны. Наконец-то удалось мне играть драматическую роль.