Максим отрицательно качнул головой, переступил с ноги на ногу и, взявшись за дверную ручку, проговорил:

— Пойду я, дядя Олег. Поздно уже. Мои станут волноваться. А Машке что-нибудь передать?

— Маше? Да, конечно! Передай ей, что я купил ей в подарок на день рождения мобильный телефон. Меня не пустили к ней.

— Мы знаем, — авторитетно заявил Макс и кивнул. — А мобила — это классно! Она обрадуется. Она ждала. А то эти ей пижаму подарили, умора просто!

— А почему она мне пишет, Максим? — Невзоров помахал письмом, которое так и не решился читать при мальчике, да и не сумел бы разобрать мелкого почерка дочери в полутемной прихожей. — Разве позвонить или прийти нельзя?

— Да не пускают ее, вы че! — Карие глаза с возмущением сверкнули. — Там надзор такой, как в тюрьме! И звонки просекают. Не разрешают ей с вами того… Общаться, короче! Да вас и застать очень сложно. Я вот третий день караулю. Мать вообще ей говорит, что Машка вам не нужна. Она бы хоть завтра к вам переехала. А мать ей такой лапши на уши навешала!

Вот сука, а!!! До каких же пор эта сука будет ему жизнь ломать!!! Ему поломала, теперь за дочь взялась!!!

Дыхание перехватило, еле сдержался, чтобы не выругаться при пацане.

Машка ему не нужна! Да как такое Надьке в ее тупую голову прийти могло?! Да он хоть сейчас!.. Хоть завтра утром заберет девчонку к себе со всеми ее нехитрыми вещичками! Трудно будет, да. И одной ей часто придется засыпать, и в выходные не всегда он дома, но зато…

— Так я пойду? — Максим приоткрыл входную дверь. — Че Машке передать?

— Передай, что я ее люблю, — сиплым голосом обронил Невзоров.

И тут же поймал себя на мысли, что очень редко говорил об этом дочери. Может, и не говорил никогда, теперь уже не вспомнить. Вот Надька, зараза, и сыграла на этом. Вот и заронила сомнения в юную неокрепшую душу его Машки.

Отец у нее теперь новый, понимаешь! Он им покажет такого отца, ёпэрэсэтэ, он вот сейчас еще почитает, что ему дочка пишет, и тогда он им всем там устроит. Предприниматели хреновы!

Прочитал…

И сидел потом часа полтора недвижимо, тупо уставившись в тарелку с застывшими в сметане пельменями. Ноги просто отнялись, когда прочитал Машкино письмо, и все. И хорошо, что отнялись, а то бы точно табельное оружие в ход пустил. Наделал бы тогда дел!

Ах ты гадина, а! Что же ты над ребенком так измываешься, сука?! Кто же право тебе дал навязывать ей твоего сально-лисьемордого мужа на роль отца?! И это при нем, живом!!! Встречаться родному отцу с дочерью не разрешаешь, а чужой куском хлеба попрекает! На день рождения с ним не отпустила, селедку поганую на стол выставив, а он ведь собирался Машку в кафе дорогущее сводить! Кто же право тебе дал такое?!

Нет, все же хорошо, что ноги у него ослабли, когда в душе все рвалось и клокотало так, что Невзоров стонал время от времени. Встряхнулся, когда Валек Смирницкий позвонил. Взял трясущейся рукой трубку мобильного телефона и прохрипел:

— Але, Валентин, чего ты?

— Спишь, что ли? Чего это голос такой хрипой? — Смирницкий был под градусами точно, потому и звонил почти в полночь. — Слышь, Олег, тут такая девчонка к нам в гости подвалила! Подруга по работе моей жены. Может, заскочишь?

— Не заскочу, — оборвал его Невзоров хмуро.

— Че так?

— А вот так! Дочку завтра забираю к себе.

— Че, неужели отпускают с тобой погулять?

— Насовсем забираю, Валь. Насовсем! А нужен я с таким приплодом твоей девочке — еще вопрос.

Смирницкий погасил веселье в голосе, помолчал, потом спросил:

— Что-то случилось, Олег?

— Письмо она мне передала с дружком своим, Валя. Такое письмо, что… Хотел даже пойти и перестрелять этих падл! Спасибо ноги отнялись. — Невзоров начал укладывать локоть на стол и влетел им в тарелку с пельменями, со злостью так шибанул по ней кулаком, что сметана брызнула на стены. — Такие вот дела, Валек!

— Они что, бьют ее, Олег?!

У самого Смирницкого имелась пара пацанов. Такие оболтусы, что жена его иногда даже плакала от них. Но Валька их ни разу в жизни пальцем не тронул. Орал так, что окна дребезжали, но чтобы бить… Никогда!

— Не бьют, Валь. За это я бы их сгноил точно! Но условия такие, блин… Как у Ваньки Жукова почти.

— Может, она драматизирует, Олег. — предположил Смирницкий, привыкший не всему верить, что говорят и утверждают дети.

— До того состояния, чтобы начать драматизировать и проситься жить с отцом, которого постоянно не бывает дома, надо еще довести человека, так ведь? — И, не дослушав, что на это ответит ему друг и коллега, Невзоров закончил: — Завтра забираю девку и все тут!..

Назавтра у него ничего не получилось. Воскресное утро началось с происшествия, и его чуть свет подняли с кровати. Битый день мотался по городу, пытаясь с ребятами по горячим следам раскрыть преступление. Черта с два кого нашли. Вернулся домой ближе к вечеру злой, голодный, успев принять на голодный желудок сто пятьдесят граммов водки.

С грохотом зашвырнул в угол ботинки. Пригладил в полумраке прихожей волосы, лампочку он так и не ввернул. Пошел на кухню, открыл холодильник и поморщился. Пельмени убрать в морозилку вчера позабыл, расстроившись из-за Машки, и они теперь расползлись по деревянной доске страшными серыми медузами. Но делать было нечего, пришлось отдирать их и швырять в подоспевший кипяток, больше в холодильнике ничего не было.

Пока пельмени подходили, Невзоров сидел в любимом углу на табуретке и лениво жевал подсохший кусок хлеба, оставшийся на столе со вчерашнего вечера. Он так устал за день, что думать ни о чем не хотелось. Да и не получалось, если честно. Сдобренные водкой мысли были тяжелыми и неповоротливыми и все почему-то про сон. Даже есть расхотелось в тишине собственной квартиры.

Когда выпивали с ребятами, так хотелось чего-нибудь перекусить, что, казалось, способен скелет проглотить от той селедки, которой они наскоро закусывали. А сейчас, когда по кухне поплыл луково-чесночный аромат сварившейся начинки от пельменей, даже и не манится. Но поесть все равно было надо. Водка на голодный желудок могла ему завтра отрыгнуться острым приступом панкреатита.

Навалив себе в тарелку целую гору сварившихся «медуз», Невзоров облил их сметаной и приступил к ужину.

Машку он заберет завтра, решил он, заваливаясь после холостяцкого ужина на диван в гостиной. С утра не получится, конечно. Понедельник — какое там! А вот сразу после работы поедет за ней. Для убедительной твердости еще и ребят с собой возьмет. Чтобы, значит, на эту отвратительную бабу и ее мужика страху напустить. Может, стоит с утра еще и форму надеть? А что? Идея! Надьку-то, конечно, этим не напугаешь. А вот предпринимателя ее сального…

Кстати, а чем тот занимается? Что у него за бизнес? А то бизнесмен, бизнесмен! А чем конкретно занимается, никто так и не просветил. Может, он семечками на вокзале торгует! Или туалеты на рынках обслуживает! Чем еще может промышлять мужик, у которого баба таскает банки с супами и макаронами из столовой? Это Машка про это ему написала. При Невзорове таскала, оно понятно. Считала, что зарплата у него грошовая. А чего же при Фенечке своем? Тьфу ты, гадость какая! Придумала же имечко…