***

«Вот и всё. Сегодня за мной должны приехать» — думала я, зачёркивая последнюю черту. На улице не больше десяти градусов тепла даже днём, но мне всё равно нужно принять душ. В домике нет зеркала, даже не представляю, насколько жутко я выгляжу. Последний раз мылась больше месяца назад, в тот день выглянуло солнце, и было достаточно тепло. С тех пор улучшения погоды я так и не дождалась. Сегодня тоже холодно, но у меня нет выбора.

Летний душ находился на улице, вместо стен — пластиковые занавески, колышущиеся на ветру. Дрожа всем телом, я сняла с себя одежду. Похудела. Ноги как спички. Грудь на размер уменьшилась. Впрочем, мне нравится.

Вместо шампуня — кусок мыла. Вместо полотенца — простыня. Чистой одежды мне не выдали, ну да это уже не моя вина. Я включила душ и впервые за три месяца позволила себе вспомнить о Юльке. Где она сейчас? Всё ли с ней в порядке? Страшно представить, в каких условиях живут люди на Шахтах, если даже на хвалёном Оазисе приходится смывать с себя грязь ледяной водой…

Шум приближающегося автомобиля заставил меня увеличить напор, судорожно смыть мыло с волос и, завернувшись в простыню, выскочить на улицу.

— Не замёрзнешь? — тот же самый водитель, что привёз меня сюда, стоял и ухмылялся. — Залезай в машину, там тепло.

Я схватила сложенную на песке одежду и нырнула в хорошо прогретый салон. На заднем сидении лежал хлопковый комбинезон цвета хаки.

— Переодевайся, я отвернусь, — водитель лишь на секунду заглянул в автомобиль.

Очень быстро натянула на ещё влажное тело новую одежду, промокнула простынёй мокрые волосы и вышла наружу.

— Вернись обратно — простудишься, — трогательная забота. — Сейчас поедем.

— Куда?

— С тобой хотят поговорить…

ГЛАВА 31

В этот раз мы ехали совсем недолго. Конечным пунктом оказался огромный вычурный комплекс, чем-то напоминающий дворец. Должно быть, когда-то он потрясал своим великолепием и использовался как дача для какого-нибудь олигарха или высокопоставленного политика. Сейчас краска местами облупилась, позолота почти слезла, штукатурка начала отваливаться, по стенам пошли трещины.

Здание буквально утопало в зелени, не позволяющей рассмотреть окрестности. Что ж, думаю, у меня ещё будет время изучить территорию. Но точно не сейчас. Водитель мягко подтолкнул меня в сторону лестницы, ведущей к главному входу.

— Тебя ждут.

Я зашла внутрь главного корпуса комплекса строений и поразилась мрачной тишине вокруг. Охраны нет. Водитель тоже куда-то испарился. На первом этаже несколько дверей, но открыта только одна из них. К ней я и направилась.

В просторной комнате за тяжёлым письменным столом сидел очень пожилой лысый мужчина в очках. Перед ним лежала кипа бумаг, в которые он сосредоточенно вчитывался. Я замерла, боясь отвлечь его от работы, но опоздала — дед заметил моё появление.

— Алиса? Плохо выглядишь. Жизнь в обсервации никого не красит. Хочешь что-нибудь выпить? — он взглядом указал на винный шкаф, стоявший в углу.

— Нет, спасибо.

— Поздравляю. Ты прошла первый этап. Присядь, пожалуйста.

Только сейчас я заметила на его столе какой-то странный агрегат, заваленный бумагами. Не сразу, но вспомнила его предназначение — детектор лжи. Только его мне и не хватало!

— Я должен удостовериться, что ты говоришь правду. У нас есть препараты, позволяющие развязать язык кому угодно, но врачи не рекомендуют использовать его на девушках. Так что придётся работать по-старинке.

Пока он подключал меня к аппарату, я изо всех сил накручивала себя, заставляя сердце биться как можно быстрее. В мельчайших подробностях вспоминала несостоявшееся изнасилование на парковке, потом лицо Юльки, когда её телом один за другим овладевали солдаты.

— Ты волнуешься? — дед посмотрел на экран монитора. — Попробуй успокоиться.

— Я спокойна.

— Хорошо. Отвечай «да» или «нет».

— Тебя зовут Алиса Лескова?

— Да.

— У тебя есть сестра Юля?

— Да.

— Твои родители скончались?

— Да.

— Ты знаешь, чем занимался твой отец?

— Нет.

— Кто-то из офицеров помогал вам с сестрой бежать с Ковчега?

— Нет.

— Офицер, который бежал вместе с вами, представился как Алек?

— Да.

— Он выражал тебе свою симпатию?

— Да.

— Во время побега он пытался оказать сопротивление?

— Нет, у нас было оружие.

— Я же просил, отвечать только «да» или «нет».

— Нет.

— Как ты полагаешь, Алек предан действующей власти?

— Да.

— Как думаешь, Алек влюблён в тебя?

— Нет.

— Ну и последний вопрос — ты хочешь помочь властям создать лучший мир?

— Да. Почему вы практически не спрашивали меня о побеге?

— Зачем? Все имеют право на ошибку. Президент умеет быть великодушным.

— Но на Ковчеге нам сказали, что…

— Что ваш отец устроил саботаж, уничтожил разработки, над которыми работали несколько лет и сбежал? Из-за него мы проиграли войну. Из-за него страна развалилась. Из-за него люди вынуждены выживать. Сейчас мы контролируем оторванные друг от друга куски суши и тратим колоссальные усилия на охрану границ.

Нет! Не может быть! Папа не мог никому причинить вреда, я уверена в этом. Они, должно быть, ошиблись или… Страшная догадка мелькнула в моём сознании. А что, если…

Я очень хорошо помню тот день, когда папа вернулся с работы и ничего не объясняя, велел нам сесть в машину, взяв с собой только самое необходимое. Тогда я подумала, что он временно эвакуирует нас, потому что из-за войны оставаться опасно. Но мы уехали навсегда…

— Президент очень великодушен. Он мог бы применить ядерное оружие. Ты же была в одном из наших бункеров? Таких десятки по всей стране. Но он не стал этого делать. Позволил людям жить.

— Не всем. Только деградантам.

— Отнюдь. Ты же жива и сейчас сидишь прямо передо мной. И твои родители тоже выжили. Печально, что столько людей погибли. Но их смерть не была случайной — она дала возможность запустить программу Возрождения человечества. Все дети, рождённые за последние десять лет, знают своё предназначение. И у тебя есть возможность поучаствовать в воспроизводстве избранных. Вот увидишь, совсем скоро мы вернём страну.

Дед откровенно увлёкся. Похоже, он сам верил в те нелепицы, что несёт. Я очень старалась найти хоть какую-то логику в его словах, но у меня не получалось. В их идеальном мире люди не живут, а выживают. Если папа отказался от всех преференций, положенных ему по статусу, рискнул своей семьёй, чтобы остановить войну, значит… Значит, так нужно было. Часть территорий отделилась. Возможно, там ничего не изменилось. Нет диктата кучки людей. Нет нищеты и голода. И женщины не приравнены к объектам для получения плотских удовольствий.

— Сколько вам лет? — спросила его прямо в лоб.

— Девяносто четыре, — абсолютно