заданные вопросы, но при этом, как я заметил, вид имел какой-то отстранённый и задумчивый. Через какое-то время мы узнали причину его непонятного поведения, но при этом я думаю, что мне бы он ничего не сказал, зато ради Петра Сергеевича был готов расшибиться в лепешку. Как человек, живущий своим прошлым, в разговорах со Зворыкиным он отводил душу, просто жил этими разговорами.

   Как оказалось, в самые первые дни своего появления в Кремле, бывший филер сошелся с одним из монахов Чудово монастыря. Монахи к тому времени уже знали, что доживают в Кремле последние месяцы и готовились к переезду. Кротов не сказал нам, что их подружило, но перед самым отъездом тот рассказал, а затем и показал ему подземный ход, проходящий под Троицкой башней и выходящий наверх в Александровском саду, причем не прямо на поверхность, а через канализацию. После того как монах доверил эту тайну Федору, он добавил, что кроме него об этом ходе никто не знает. Сначала бывший филер к ходу никакого интереса не проявил, но в какой-то момент ему захотелось посмотреть, что и как там под землей.

   - Взял я фонарик и спустился в лаз. Нет, не подумайте, не сокровища меня привлекали, нет. Просто стало интересно: как там, под землей? Сначала была только темнота, да еще своды, нависшие над головой, давили, но к этому я быстро привык, вот только спустя какое-то время у меня на душе как-то неуютно стало. Тишина там мертвая стоит и вроде ничего не угрожает, а при этом холодок, сам по себе, по спине ползет. Я тут много всяких россказней наслушался, как о золоте, так и о тех, кто его стережет, а еще о призраках, вроде Черного монаха, который убивает каждого, кого не встретит. Вот только еще в тюрьме, в ожидании смерти, я понял одно: страшны не мертвецы, а живые люди. Вот только в тот момент я почувствовал... дуновение смерти, что ли. Еще появилось ощущение, словно я занес ногу над пропастью. Сделаю шаг, и все... Я развернулся и быстро пошел обратно, как вдруг за моей спиной раздались чьи-то шаги. Я еще больше ускорил шаг, но они все приближались. В тот момент мне даже показалось, что они звучат в десятке метров за моей спиной. Я не выдержал, резко развернулся и посветил вдаль фонариком. Там никого не было, но шаги раздавались все ближе и ближе, такие мерные, тяжелые. Тут уж страх обуял меня окончательно, я развернулся и помчался со всех ног к выходу. Какое-то время они еще были слышны, но потом раз и оборвались. Выскочил я наружу, лаз закрыл. Стою, а сердце колотиться так, что готово выскочить, а из груди хрип рвется и пальцы дрожат. Минут двадцать после этого я в себя приходил. С того дня даже рядом с этим местом стараюсь не проходить.

   Выслушав рассказ, мы со Зворыкиным перебросились скептическими взглядами, но комментировать рассказ Федора не стали. Предупредил, и ладно.

   К вечеру небо заволокло тучами и стоило на землю упасть сумеркам, как резко потемнело. Сидеть нам надоело, поэтому воспользовавшись моментом, мы, в сопровождении Кротова, отправились к месту, где начинался подземный ход. Только мы вышли, как нас окутала душная, липкая, предгрозовая жара. Никого не было, и только кое-где светились окна, да можно было различить темные фигуры часовых на стенах.

   Дверь, с которой начинался вход в туннель, была закрыта съемной деревянной панелью и заставлена шкафом. Отодвинули шкаф, сняли фальшивую панель, затем попрощались с Кротовым, который должен был после нашего ухода все поставить на место. Включив ручные электрические фонарики, мы нырнули в темноту. От самого лаза вниз шли каменные ступени, которые привели нас в тайную палату с белокаменными сводами, по форме, представлявшей квадрат, метров пяти по диагонали. Шли осторожно, ощупывая каждый свой шаг лучами фонариков. Посредине стоял стол и две лавки. Обойдя все помещение, я так и не понял его предназначение, так как здесь даже не было креплений под факелы, зато на столе стоял подсвечник с двумя свечами. Я достал спички и зажег одну из них. Пламя вспыхнуло и сразу заколебалось, распространяя вокруг себя круг тусклого света, но его хватило чтобы увидеть в углу комнаты закрытый люк.

  Подойдя к нему, я поставил саквояж на пол, потом ухватился за металлическое кольцо на крышке и с силой дернул. Люк распахнулся, и мы, в свете фонариков, увидели, идущие в глубину, ступени. На какое-то мгновение непроницаемая темнота в моем сознании превратилась в черный омут мертвой тишины, в глубине которого водятся страшные чудовища. В этот самый момент я понял состояние бывшего филера. Секунда, две - и я взял себя в руки.

   "Уж кому-кому, а уж тебе в подобные сказки верить никак не положено. Вперед, - мысленно подтолкнул я сам себя, а затем шагнул на первую ступеньку, освещая ее фонариком. Оказалась, что верхняя палата соединяется сводчатым коридором, с еще одним, нижним, помещением.

   "О нем, почему-то Кротов ничего нам не сказал, - с некоторым раздражением подумал я. - Страшилку рассказал, а об этом забыл".

   По моим расчетам, сейчас мы еще глубже опустились под землю, и находились где-то, на глубине 8-10 метров, и теперь уже отсюда, из этой нижней палаты, начинался длинный, узкий и низкий тоннель, который вел под Троицкой башней в сторону Александровского сада. Арочный коридор подземного хода был выложен красным кирпичом, по которому кое-где бежали трещины, что вызывало определенную тревогу в нашем сознании. Так как наши фонари были слабые, поэтому мы больше светили под ноги, чем перед собой, и только иногда, когда лучи шарили по потолку или стенам, иногда мне начинало казаться, что низко висящий над головой свод вместе со стенами начинают сжиматься, надвигаясь на нас, и тогда я внутренне встряхивался, беря себя в руки. Вполне возможно, что на эти причуды сознания воздействовала мертвая, давящая на сознание, тишина и начавшая ощущаться нехватка кислорода, но при этом во мне жило ощущение азарта первооткрывателя. Мне доводилось бывать в джунглях, сплавляться по быстрым рекам, пробираться горными тропами, но именно такой опыт, путешествия под землей, был для меня первым, как в той, так и в этой жизни.

   Наконец мы дошли до места, где дорога резко обрывалась. Сам Кротов не дошел до этого места, но о нем его, в свое время, предупредил монах. Здесь когда-то была деревянная лестница, которая со временем она пришла в негодность