Однако когда человек в черном наносил этот удар, Иннес подсек ему опорную ногу, и он, потеряв равновесие, с глухим стуком ударился о дверь. Дойл-младший поднялся на колени и с размаху влепил кулаком ему в голову. Дойл-старший тем временем снова выскочил в коридор и, тяжело дыша, приставил дуло к груди поверженного противника.

— Двинешься — стреляю!

У человека в черном хватило ума не двигаться, и запыхавшийся Дойл не мог не порадоваться тому, что Иннес оказался под рукой и не подвел. Кулак у него крепкий, да и присутствия духа ему не занимать: похоже, выучка у фузилеров что надо.

— Мы поймали его? — спросил опасливо стоявший поодаль, футах в десяти, «призрак».

Дальнейшее произошло мгновенно, братья не успели отреагировать: задержанный ими человек внезапно выхватил из кармана небольшой пистолет, приставил его прямо к собственному виску и выстрелил.

— О боже мой, он мертв? — простонало «привидение».

— Конечно он мертв, Айра, — с крайним раздражением ответил Иннес. — Он выстрелил себе в голову.

— Но зачем, бога ради, ему было совершать столь безумный поступок? — удивленно пробормотал журналист, опершись о стену и растерянно пытаясь оттереть фосфор со своих перчаток.

— Вы же репортер, — ответил Дойл с не меньшим раздражением. — Почему бы вам не спросить его? Оставайся здесь, Иннес. Я вернусь.

Дойл быстро двинулся по коридору налево.

— Иисус, Пресвятая Дева, я страшно перепугался и не стыжусь в этом признаться. Кажется, я сам себя испугал, — сказал Пинкус, обмахиваясь своей светящейся шляпой. — Скажи, как я? Со мной все в порядке?

— Ну, если с карьерой журналиста не получится, всегда можешь наняться в какой-нибудь старый дом привидением.

— Спасибо, звучит заманчиво.

— Помоги мне. Нам нужно оттащить его отсюда, пока о происходящем не узнали пассажиры.

— Конечно, дружище, как скажешь.

Пинкус наклонился, и Иннес пригляделся к нему повнимательнее: блестящие ручейки пота, сбегавшие по его лицу, создавали впечатление, будто оно тает.

— Пожалуй, от греха подальше не помешало бы и тебе скрыться.

Дойл нашел Лайонела Штерна и механика в конце коридора, в темноте у люка; они склонились над капитаном Хоффнером, который сжимал раненую руку.

— Мы слышали выстрелы, — сказал Хоффнер. — Mein Gott, он налетел на нас так быстро, что я не успел…

— Как тень, — встрял механик.

— Он бежал прямо на нас, — подхватил Штерн. — Все произошло настолько быстро, что я просто не успел заметить, в каком направлении он скрылся.

— Ничего страшного, — сказал Дойл, наклонившись, чтобы внимательно рассмотреть палубу. — Он сам нам покажет. — И указал на ковровую дорожку, которую после Пинкуса также покрыл тонким слоем фосфора.

Дойл велел Штерну оставаться с Хоффнером, а сам вместе с низкорослым механиком, вооруженным здоровенным разводным ключом, последовал по слабо светящимся фосфорным следам на палубу.

Луна спряталась позади наплывавшей гряды облаков, но благодаря темноте свечение следов было даже заметнее. Корабль, не имевший возможности разрезать волны, оказался отданным на волю качки, его палубу обдавало холодными солеными брызгами, натянутые лини гудели, как струны арфы, на свистящем ветру. Наверное, «Эльба» ощущала себя не столько роскошным лайнером, сколько паровой версией обреченного «Летучего голландца».

— Этот человек… — прошептал механик, остановившись перед тем, как опасливо завернуть за угол. — Он как der Teufel.

— Дьявол, — повторил Дойл по-английски. — Да. Но все-таки он всего лишь человек.

Когда Артур наклонился, чтобы рассмотреть еще один след, он услышал слабый, равномерный металлический стук, а потом заметил, что это стучит о поручень разводной ключ, зажатый в дрожащей руке механика.

— Как вас зовут?

— Дитер. Дитер Бох, сэр.

— Вы хороший человек, Дитер.

— Спасибо, сэр.

Светящиеся следы вывели их по лестнице на заднюю палубу, и в студенистом сумраке Дойлу показалось, что он разглядел фигуру крупного человека, стоявшего в дальнем конце палубы, у самого кормового ограждения. Дойл потянулся за пистолетом, но очередная волна сильно качнула судно. Он зашатался, пытаясь сохранить равновесие, а когда справился с качкой, у поручня уже никого не было. Механик, как оказалось, вообще никого не видел. Они двинулись дальше. Большие пробелы между следами беглеца указывали на то, что человек в черном мчался со всех ног. Отпечатки вели прямо к краю верхней палубы и там резко обрывались.

— Он выпрыгнул за борт?

— Похоже на то, — сказал Дойл.

— Прямо в воду? — спросил Бох, беспокойно глядя на возвышавшиеся гребни волн. Как многие моряки, он жил в постоянном страхе перед океаном. — Но зачем было этому человеку так делать?

«Действительно, зачем? Почему двое покончили с собой, вместо того чтобы сдаться в плен? И все это из-за книги?»

Они спрятали книгу в надежный корабельный сейф и приставили к нему круглосуточную охрану. Подвязав раненую руку, Хоффнер вернулся на мостик, собрал своих офицеров и велел провести покаютный обыск. Как и предсказывал Дойл, одного из помощников капитана нигде не смогли найти, хотя многие утверждали, что видели его — молодого привлекательного блондина — на палубе после того, как начался шторм.

Механики набились в машинное отделение, им наконец удалось завести аварийный генератор. Свет загорелся, и, как только двигатель заработал на четверть мощности, капитан направил «Эльбу» прямо в пасть шторма.

В то время как команда прилагала усилия к тому, чтобы починить главный генератор, пассажирам было предписано оставаться в своих каютах и запереться изнутри; в качестве объяснения этим мерам безопасности были предложены шторм и падение мощности генератора. Об убийцах, которые, как предполагалось, еще находятся на борту, разумеется, не было сказано ни слова. Охранники, выставленные в коридорах, контролировали любые возможные передвижения, а Дойл, Иннес, Штерн и Пинкус (Дойл предпочитал терпеть общество журналиста, чем упустить его из виду) собрались в каюте Штерна вокруг керосиновой лампы и тела покончившего с собой убийцы в черном одеянии.

Когда с него сняли маску, оказалось, что это был мужчина около тридцати лет, с подстриженными прямыми черными волосами и смуглым широколобым лицом — как предположил Дойл, яванец или филиппинец. На сгибе левой руки имелась небольшая, но отчетливая татуировка: кружок, разорванный тремя зигзагами молнии. Этот рисунок в точности соответствовал изображению, нацарапанному на стене над телом Зейлига. Тщательно изучив кожу мертвеца, Дойл, однако, понял, что это вовсе не татуировка, а след ожога — клеймо вроде того, какие ставят на скот.

Одежда человека была изготовлена из простого черного хлопка. При нем оказалось шесть единиц рассованного по рукавам и штанинам оружия — ножи, двуствольный крупнокалиберный пистолет, из которого он застрелился, а также тонкая проволока, обмотанная вокруг его пояса, — смертельная гаррота. Шрамы рассекали его расплющенные костяшки пальцев, на теле имелись следы ножевых ран. Бывалый воин, умение которого вести рукопашный бой испытали на себе Иннес и Дойл. Вывод был прост — это холодная, расчетливая машина для убийства, и нет никаких оснований полагать, будто его оставшиеся в живых сообщники менее опасны.