«маг?» — Камилла невольно уставилась на мужчину, и ее прошибла предательская дрожь.

на слугу Светлейшего он не похож. Значит, темный маг? один из этих, что объединятся в ковены, жарят на обед детей и пьют кровь невинных девушек?

А он, поймав ее взгляд, видимо понял ход мыслей — и, ухмыльнувшись, демонстративно медленно развернулся и вышел прочь, хлопнув дверью.

«маг», — повторила про себя Камилла.

Зачем он ее подобрал? Ясно ведь, что не из добрых побуждений…

но развить эту мысль ей не дала Годива. она попросту села на край кровати и с совершенно недопустимой фамильярностью облокотилась на локти так, что лопатками уперлась Камилле в бок.

— Послушай, котеночек, — сказала она, — ты в самом деле не можешь говорить? Здесь ты можешь ничего не скрывать, мы не побежим на тебя доносить.

И посмотрела в упор на Камиллу.

— не могу, — растерянно сказала она. ожидаемо «у-а».

— Понятно, — вздохнула Годива, — жаль. но это не беда. тебе повезло, ты уцелела. Представляешь, тебя несла бушующая Свуфтица, а ты уцелела? тебя должны были все семь ангелов прикрыть… Эй, ты что?

По щекам снова покатились слезы. невозможно, просто невозможно думать о том, что родители… остались там. А ее унесла река. А они так и лежат, бедные, под открытым небом, и некому позаботиться…

— Эх, — услышала Камилла.

матрас прогнулся под весом женщины, а в следующий миг Годива мягко обняла ее за плечи, прижала к себе и зашептала на ухо:

— не плачь. Или наоборот, плачь. тут, куколка, уже думаешь о том, войны бы не случилось. Король-то наш помер. А сынок его, говорят, семью какого-то вельможи укокошил. Вот так, как разбойник, ночью на лесной дороге… Герцог Велье, говорят, бросил клич — мол, не сидеть на троне убийце! то ли ещё будет…

И Камилла отчаянно закивала, трясясь всем телом.

Это ведь Эдвин Лоджерин приказал убить папеньку и маменьку, да и ее — только за то, что она дала ему пощечину на балу.

По всему выходило, что она виновата в смерти родителей… И как после этого жить? И она рыдала, вцепившись в эту незнакомую, пропахшую дешевыми духами женщину, уткнувшись лицом в ее шерстяное платье. Рыдала и не могла остановиться.

— ну, хорош реветь, — наконец сказала Годива, — давай, я помогу тебе приодеться. А то господина мага смущаешь.

она мягко выскользнула из хватки Камиллы, а через несколько минут вернулась, неся в руках простую льняную сорочку со шнуровкой по горловине.

— ткань, может, и грубовата, — извиняющимся тоном пояснила Годива, — зато новая. И нигде не будет просвечивать. ну-ка, давай. Руки поднять можешь?

Камилла слегка растерялась. она уже привыкла тонуть в собственном горе, а появление новой сорочки как будто выдергивало ее, тянуло куда-то наружу — и вверх, туда, где простые дела простых людей, а не только воспоминания о счастье.

она подняла руки, и Годива очень ловко обрядила ее в этот предмет одежды. Стянула шнурок на горловине, завязала его бантиком.

— Вот так. теперь давай подол расправим… ну, ведь гораздо лучше, правда? Какой у тебя необычный цвет волос. небось, от женихов отбою не было? А теперь давай-ка мы сходим на горшок.

Последнее окончательно вернуло Камиллу в мир живых, и она поняла, что невольно краснеет. Хотя почему нужно стесняться? У них ведь были служанки, а эта Годива никоими образом не похожа на аристократку. Скорее, самая обычная горожанка.

С помощью Годивы удалось сесть на кровати. тут же голова пошла кругом, но Камилла прикрыла глаза, перетерпела, попробовала подняться. ноги не слушались, и Годива тут же подставила плечо и, приговаривая «вот так, вот так», потихоньку повела ее…

К горшку.

Камилла отчаянно затрясла головой.

— Здесь есть туалет? — «а-ва-ва-ва».

однако, Годива чудесным образом ее понимала.

— не хочешь так? ну, если дойти сможешь, то пойдем в хозяйскую уборную. Держись крепче. Это хорошо, что ты идешь, ходить надо. Пока человек ходит, он живет. Как только слег — и все.

они вышли в коридор. Стены были обшиты потемневшим деревом, потолок — беленый, и с темными балками поперек. Камилла оглянулась — с одной стороны в коридоре было насыпано сырой глины, как будто кто-то заходил в очень грязной обуви, а потом вышел. Впереди же был просто коридор, который упирался в неплотно закрытую дверь.

— нам туда, — пояснила Годива, — там и умывальник есть. Болит что?

Камилла лишь головой мотнула. на самом деле болело все, что только можно: спина, шея, руки, ноги… но это была такая мелочь по сравнению с пониманием того, что с ней приключилось, и что ее дорогих родителей нет больше, и что больше никогда… тут она снова всхлипнула, и прикусила до крови губу, чтобы не сорваться на плач.

— Давай, ещё немножечко, — напутствовала ее женщина, — почти дошли.

И правда, дошли. Внутри оказалось даже светло, потому что в кованой железной корзинке тлели угли — и по этой же причине там было довольно тепло. Камилла, придерживаясь за беленую стенку, доковыляла до сиденья и опустилась на него, уже совсем обессилев. Потом она поднялась, шагнула к умывальнику и посмотрела в мутное зеркальце рядом с раковиной. Из туманной глубины на Камиллу уставилось что-то совершенно жалкое, осунувшееся, с распухшими красными веками и потрескавшимися губами.

Впрочем, наплевать.

она надавила на металлический клапан умывальника, в ладонь полилась холодная вода. Камилла кое-как умылась. непрошенные слезы снова потекли по щекам, и она опять смыла их холодной водой. В дверь постучали.

— ты как там? — сочувствующий голос Годивы.

Кажется, она добрая и милая. наверняка любовница этого мага. Камилла не стала отвечать — мычание вместо слов злило непомерно, а просто потянула дверь и выглянула наружу, пытаясь при этом улыбнуться.

— молодец, — похвалила ее Годива, — а теперь пойдем обратно в постель, тебе еще полежать бы.

* * *

Путь к цели складывается из маленьких шажков, вот о чем думала Камилла, пока брела в спальню. точно так же, как она сейчас идет, и все силы уходят на то, чтоб не растянуться на не очень-то чистом полу — так вот, точно так же, шаг за шагом, она будет идти к своей мести тому, кто приказал убить ее родителей и ее саму.

«Принц Эдвин, ты мертвец, запомни это», — повторяла она себе.

«не знаю, когда, и не знаю еще, как, но ты ответишь… ответишь за это».

Годива укрыла ее, заботливо подоткнув одеяло в ногах, а сама сказала:

— Сейчас будем обедать. Если не будешь есть, откуда силам взяться? — и подмигнула.

Камилла едва ее слышала. теперь все ее мысли занял ненавистный Эдвин Лоджерин и то, как она до него доберется. Пусть ее саму потом казнят… но Эдвин заплатит за все.