Он прикинул, что было бы, возобладай в Льве Абрамовиче гуманистическое начало. Вернувшись в понедельник вечером из города, Мстислав Юрьевич застал бы остывшие трупы соседей и, вполне возможно, пожарище собственного дома. Словом, пейзаж напоминал бы какое-нибудь древнее славянское поселение после набега викингов.

Реутову было нечего терять: смертную казнь отменили, а пожизненное в его ситуации не такая уж плохая штука, особенно если хорошенько гульнуть напоследок.

Скрипнула дверь, и в сарай осторожно вошел Лев Абрамович.

– Слава, давай я! А ты отдохни.

Чтобы не сбиться с темпа, Зиганшин молча помотал головой. Вот-вот должно было открыться второе дыхание.

Лев Абрамович понял и настаивать не стал, только взял фонарь и направил в яму, чтобы Зиганшину было виднее. Но это было ни к чему, пот заливал злосчастному могильщику глаза, и он ничего не разбирал перед собой, механически размахивая лопатой с одной только мыслью: успеть до рассвета.

– Слава, стой, – вдруг закричал Лев Абрамович, – стой, остановись немедленно! Да стой же, черт!

Опомнившись, Зиганшин воткнул лопату в землю и с силой выдохнул:

– Что?

Лев Абрамович молча перевел луч фонаря на горку земли, которую уже успел выкопать Зиганшин. Сверху лежал, глядя на них пустыми глазницами, человеческий череп…

«Прах к праху, – почему-то пронеслось в голове Зиганшина, – ashes to ashes».

От мысли, что вся работа насмарку, и теперь придется хоронить Реутова в другом месте, его охватил ужас. Ну подумаешь, череп, что за беда, в конце концов? Может, он тут уже двести лет лежит, еще с до отмены крепостного права…

– Вот оно, настоящее еврейское счастье, – вздохнул Лев Абрамович, – ты, Слава, прислушиваешься к знакам свыше, так, пожалуйста, тебе недвусмысленный сигнал, что мы не правы и должны вызвать полицию.

– Не спеши с выводами, – Мстислав Юрьевич присел на корточки в выкопанной яме и осторожно провел растопыренной ладонью по грунту. Вот и ребра… На костях не осталось даже следа плоти, значит, тело покоилось здесь не меньше пяти лет, а вероятно, много больше. Точнее скажут только судебные медики, проверив останки на следы хрящей и связочного аппарата. Или не скажут, потому что не узнают?

Он вспомнил, что видел в куче хлама маленькую тяпку, и попросил Льва Абрамовича передать ее.

Конечно, если они сейчас закопают сюда Реутова, это будет вообще не по-христиански. Но с другой стороны…

Не находя достойных аргументов, Зиганшин осторожно убрал тяпкой немножко земли вокруг скелета.

– Да блин! – воскликнул он, выпрямляясь. – Прости, Абрамыч, но надо звонить в полицию.

Возле скелета лежала новогодняя гирлянда, изрядно потускневшая в земле, но все же было ясно, что она в точности такая же, какими Человек дождя украшал своих жертв.

– Таки, конечно! – Лев Абрамович достал из кармана брюк мобильник. – Что набирать? Сто двенадцать?

– Вроде да… Погоди! Стой!

– Но раз решили, так нечего рассусоливать. Если честно, мне эта затея с самого начала не нравилась.

Зиганшин хмыкнул и вытер ладонью лоб, забыв, что рука вся в земле:

– То есть мы сейчас позвоним и скажем, что убили соседа, решили скрыть преступление путем сокрытия трупа, начали выкапывать могилу своей жертве, но нашли в земле чей-то скелет и как честные граждане сообщаем в полицию?

– М-да, как-то не круто. А что делать?

Мстислав Юрьевич задумался. Найденное тело – не просто останки какого-то неизвестного человека, которого, наверное, за давностью лет давно перестали искать. Из-за новогодней гирлянды скелет становится бесценной уликой, благодаря которой можно будет попробовать доказать невиновность Михайловского. Ну или хотя бы расшатать обвинение против него.

Лев Абрамович сказал, что это знак судьбы. Какой там! Не знак, а перст! Помощь свыше, не иначе. Он так хотел помочь Галине Ивановне, что судьба сплела события в той единственной последовательности, благодаря которой смогла открыться тайна, много лет хранившаяся в земле.

Но судьба судьбой, а для ментов надо придумать какое-то более приземленное объяснение.

– Короче, – сказал Зиганшин, – обратного хода у нас нет. Мы себе помимо убийства еще парочку статей навесили. В том числе организацию преступного сообщества, именуемого в простонародье шайкой.

– Слава, я все возьму на себя, не сомневайся!

– Все? И даже это? – Мстислав Юрьевич показал на могилу, над которой успел основательно потрудиться. – Прости, но по тебе видно, что без посторонней помощи ты даже воробья не похоронишь. Короче, пойдем за машиной. Есть у меня в лесу одно тайное местечко, там и упокоим бедолагу. А завтра часов в одиннадцать я приду к нему в гости и очень удивлюсь, почему все нараспашку.

Излагая свой план, Зиганшин тщательно протирал лопату и все, чего касался, снятой с себя футболкой. Приступая к работе, он надел трикотажные перчатки, но всегда лучше перестраховаться.

– Нет уж, вместе теперь все делать будем! Это не обсуждается.

– Ну ладно, вместе придем.

– И смысл? Все равно придется объяснять, какого хрена мы копали яму в сарае у зэка.

– Да не мы! – сказал Зиганшин с досадой, внимательно оглядывая сарай на предмет возможных улик против них. – Реутов сам копал, а зачем да почему, откуда нам знать? Мы просто пришли с ним поговорить. Допустим, хотели предложить ему работу. Или, наоборот, ругаться с ним хотели, чтобы к Фриде не лез. В общем, приходим, а тут такое. Мы вызвали полицию, а дальше пусть у них голова болит о том, что произошло.

Лев Абрамович скептически поджал губы:

– Разве мы сторож брату моему?

– Вот именно! Может быть, Реутов под картошку себе яму копал, увидел скелет и сбежал со страху. А может, наоборот, он там хранил клад, как в «Острове сокровищ». Вариантов масса.

В своих скитаниях по лесу Зиганшин давно заприметил маленький пруд, заросший почти до состояния болота. Вода в нем была мутная и вязкая, сплошь затянутая ряской по поверхности, и Мстислав Юрьевич всегда чувствовал беспокойство, проходя по кромке этого пруда, думая, что если оскользнется и упадет, то вода уже не отдаст назад своей добычи.

Кроме того, водоем располагался удивительно удачно. С трех сторон он был окружен болотом, непроходимым и пользующимся у грибников дурной славой. Люди там нет-нет, а пропадали, и последние годы никто из местных в те края не ходил. Но по краю пруда проходила старая заброшенная просека, по которой можно было проехать на джипе, имея водительский талант.

Зиганшин взглянул на часы и снова удивился, как медленно течет время. Еще только половина четвертого, а столько всего произошло…

В лесу стояла удивительная тишина, какой никогда не бывает днем. Луна висела над землей очень низко, освещая просеку тусклым мертвенным светом, в котором, впрочем, ничего нельзя было разглядеть, кроме очертаний и теней. Подъехав к пруду почти вплотную, он поставил машину так, чтобы фары светили на берег. Появились контуры больших валунов, нависшего над водой старого мертвого дерева с потрескавшейся корой. Все выглядело незнакомым и призрачным, и Зиганшину стало не то чтобы страшно, а проснулось древнее первобытное чувство опасности.