Уложив шедевр красиво на тарелку и прикрыв серебристой выпуклой крышкой (крышка была от кастрюли, но иногда использовалась в качестве аксессуара для подачи блюд, как в ресторанах), Фрида задумалась, что делать дальше.

Просто постучать к соседу? «Большое спасибо», – скажет он, возьмет подношение, даже не поднимая крышки, и захлопнет дверь перед ее носом. Человек он угрюмый и не осложняет себе жизнь слишком хорошими манерами.

Нет, тут нужна военная хитрость. Фрида позвонила Славе и сказала, что приготовила специально для него и детей фаршированную рыбу. Она планировала говорить небрежным тоном, но, кажется, это не очень получилось, в самом начале разговора ей стало неловко за свою навязчивость.

– Когда вам будет удобно, чтобы я занесла? – спросила она неуклюже.

– Фрида, вы в окно смотрели? Ливень такой, что всю вашу стряпню смоет, пока вы идете! – засмеялся Слава.

Она смешалась и, пробормотав «извините», отсоединилась, чувствуя себя неуклюжей и нелепой дурочкой.

За окном действительно стеной лил дождь, и шум его слышался совершенно отчетливо. Как можно было не заметить?

«Как была ты, Фрида, не от мира сего, так и осталась, – грустно сказала себе девушка, – а фаршированная рыба – не золотая, она твоих желаний выполнять не станет!»

Убрав в кухне, она хотела подняться к себе и поспать до возвращения деда из школы, но тут раздался стук в дверь.

Фрида открыла и вскрикнула от страха. На пороге стояла страшная темная фигура в капюшоне.

– Господи, – сказала фигура, снимая капюшон и оказываясь соседом, – ну разве можно быть такой пугливой, Фрида?

– Ой, простите…

За спиной Славы тугими струями падала вода, так что ничего было не разглядеть, крупные капли барабанили по доскам крыльца, спадая с крыши, и поток из сточного желоба с ревом стекал в пожарную бочку, как настоящий водопад.

– Можно войти? – Сосед наконец решился нарушить ее замешательство.

Фрида поспешно отступила с порога.

Слава молча снял плащ-палатку, отряхнул ее на крыльце и вошел. В свитере с высоким воротом он напомнил Фриде Хемингуэя, только без бороды.

– Простите, что побеспокоил, но любопытство оказалось сильнее меня.

«И меня тоже», – подумала Фрида и подняла крышку.

– Ого! Не думал, что такое возможно!

Фрида улыбнулась и предложила отрезать на пробу кусочек от дедушкиного экземпляра. Слава энергично запротестовал, мол, ни за что не позволит портить такую красоту, а вот просто чаю выпьет с удовольствием.

Фрида подала чай, радуясь, что у нее осталось еще немного печенья собственного изготовления.

Через несколько минут она поняла, что угодила в свою же ловушку и вместо расспросов подробно рассказывает соседу о себе. Фрида осеклась, решила смять разговор, но Слава слушал так внимательно, без показной участливости, что ей вдруг самой захотелось исповедаться ему.

– Папа попал в автокатастрофу и тяжело заболел, – сказала она, – потребовалось лечение в Германии, и мы решили, что я продам свою квартиру и буду жить у них.

– А потом?

– Потом папа умер. Лечение было проведено хорошо, но развилась тромбоэмболия, довольно частое осложнение.

– Соболезную. Но почему вы здесь-то оказались?

– Папина жена не разрешила мне жить у нее. Сказала, что ей с детьми и так еле-еле хватает места, а продавать квартиру ради лечения в Германии, когда точно так же можно было умереть и у нас, – это было мое решение, за которое она не отвечает.

Слава покачал головой:

– Вы простите, что спрашиваю, но раз уж мы начали об этом, разрешите мне все понять до конца. То есть папина жена – это не ваша мама?

Фрида покачала головой:

– Моя мама давно живет в Америке, с тех пор как я закончила школу. А папа женился десять лет назад, у него двое детей, и я, честно говоря, хотела жить с ними вместе. В семье чтобы…

– Вот поэтому я и не женюсь, – сказал Слава задумчиво, – люди сходятся, расходятся, а дети потом не знают, куда себя прислонить.

– Но как же? – удивилась Фрида. – А Света и Юра?

– Это племянники, – сухо ответил Слава, и Фрида поняла, что дальше лучше не выспрашивать.

Чтобы скрыть смущение, она подлила соседу еще чаю.

– Но вы же наследовали за отцом? Как могла мачеха выгнать вас, это прямо сказки братьев Гримм!

Фрида улыбнулась:

– Дело в том, что папа купил свою квартиру пять лет назад и по каким-то соображениям записал собственниками только детей и жену, так что я ничего не наследовала.

Сосед присвистнул.

– Не повезло вам. Но вы же должны были хоть прописаться к отцу? Как минимум? Вы же передали немаленькие деньги…

– Знаете, я так боялась, что отец с женой подумают, будто я им не доверяю, – улыбнулась Фрида, – я же надеялась, папа поправится, и я буду с ними жить, и мне не хотелось, чтобы у них были основания вспоминать, как я торговалась. Ну, в общем, мне казалось, очень нехорошо требовать гарантий.

– Понимаю, – сказал сосед серьезно, – и как вы выпутались?

– Сначала я растерялась, но тут, слава богу, меня выгнали из аспирантуры. Не было бы счастья, как говорится. Пришел новый завкафедрой и сразу заявил, что разгонит нашу синагогу. Начал с меня.

– Слушайте, Фрида, вы какие-то ужасы рассказываете!

– Вы мне не верите? – Фриде почти до слез стало обидно, что сосед считает ее фантазеркой.

– Что вы, конечно, верю! – Слава вдруг так странно посмотрел ей в глаза, что пришлось срочно отвернуться, – просто мне кажется, вы хороший работник и выгонять вас решительно не за что!

– Ну как не за что? По его мнению, диссертация моя – полнейший бред, и он не может рисковать своей репутацией ученого, допуская к защите подобное, простите, говно. Надо писать все заново, а за те несколько месяцев, что остались до окончания аспирантуры, я ничего не успею, так что нет смысла начинать. Можно было бы взять меня старшим лаборантом на кафедру и оформить соискательство, но, увы, ставка занята. И вообще, после аспирантуры он должен меня трудоустраивать, только если диссертация готова и сдана в ученый совет. Мою писанину он в ученый совет нести не может, так что давай, до свидания.

– Вот скотина!

– Да не говорите! Особенно обидно, что работа объективно была хорошая, даже новаторская. Это я не хвастаюсь, так оно и есть.

– Ни секунды не сомневаюсь, – вежливо заметил Слава, – а дальше что?

– Дальше покатилось, – усмехнулась Фрида.

Ей вдруг захотелось рассказать все, и о своей растерянности, и о слабости сотрудников кафедры, которые, нахваливая ее работу в частных разговорах и предрекая Фриде большое научное будущее, не стали защищать злополучную аспирантку перед новым заведующим. И о предательстве жениха тоже почему-то хотелось рассказать, как некрасиво он повел себя, узнав, что невеста осталась без приданого. Вместо того чтобы быстро слинять, он задержался, доказывая Фриде и, наверное, в большей степени себе самому, что разрывает отношения только потому, что его девушка оказалась равнодушной и эгоистичной стервой, а проза жизни тут совершенно ни при чем.