Я умылась снегом и почистила Йарре, стирая кровь с его шкуры и рогов. Он, как обычно, понял, что я хочу, и опустил шею, чтобы мне было удобней. Уже закончив, я притянула его большую тяжелую голову себе на плечо и какое-то время стояла, гладя его по холке и шепча ласковые слова в мохнатое ухо. Он уже второй раз спасал мне жизнь!

Но пора было подумать не о прошлом, а о будущем. Между мной и Ллойетским портом лежала Лланкерская провинция. На западе она упиралась прямиком в Илсудрум, а на востоке — в Тйеклотский хребет. Перевалы по зимнему времени, естественно, непроходимы, а направляться дальше на восток, в обход гор, — это крюк в добрые полторы тысячи миль. Значит, придется ехать через Лланкеру, где правит отец заколотого мною красавчика. Причем шансов проскочить провинцию, прежде чем весть достигнет губернатора, практически нет — что-что, а курьерская служба в Ранайе налажена еще при Паарне I.

И главное, затеряться мне будет не так-то просто. Меня видело множество свидетелей. Они знают мое имя и мои приметы… в том числе главную особую примету. Любому стражнику достаточно заглянуть под мою накидку — и никаких иных доказательств уже не понадобится.

Не уверена, что во всей Ранайе нашлась бы другая девушка моего возраста с неампутированными крыльями того же размера.

Совершеннолетие по нашим законам наступает в пятнадцать лет, но оно касается в основном имущественных и гражданских прав. Уголовная же ответственность начинается с тринадцати, что вполне логично, ведь именно с этого возраста детям высших сословий дается право носить оружие.

Правда, строго формально худшее, что мне грозило, это месяц гауптвахты. Официально дуэли были запрещены, но наказание за них полагалось именно такое, символическое — да и то применялось, лишь когда дело доходило до суда, а это случалось крайне редко. Аклойат III Добрый хотел было законодательно приравнять дуэль к убийству, но так и не решился — многие в высших сословиях и без того проявляли недовольство его реформами. Естественно, для того чтобы стычка классифицировалась как дуэль, необходимо соблюсти дуэльный кодекс, который был нарушен моим противником, а мною соблюден безукоризненно. Прочие же мои действия можно было отнести к самообороне. Сопротивление аресту? У солдат не было приказа об аресте, среди них не было ни одного офицера — они действовали по собственной воле, и я не обязана была подчиняться. Поджог? Роковая случайность.

Но даже месяц гауптвахты плюс как минимум пара декад судебного разбирательства с привлечением и выслушиванием свидетелей были для меня абсолютно неприемлемой задержкой. К тому же я прекрасно понимала, что, если окажусь в руках старого графа тар Мйоктан-Раатнора, вряд ли отделаюсь так легко. Способов достаточно — от заслушивания исключительно нужных свидетелей, которые позволят пришить мне умышленное убийство, до подсылки головорезов, которые разделаются со мной и без помощи законов. Мне было четырнадцать с половиной, но я прочитала достаточно исторической литературы, чтобы знать, как обстряпываются подобные дела.

Да, кстати, вас, может быть, интересует, что я чувствовала после совершенного мной убийства, возможно, и не одного? Сожаление.

Сожаление, что не прикончила кого-нибудь еще из той толпы, с такой готовностью превратившейся в охотников, травящих дичь.

В общем, выходило, что через Лланкеру мне ехать нельзя, но и через Илсудрум — тоже хорошего мало. Во всяком случае, крылья мне пришлось бы прятать и там, и там. Правда, в Илсудруме меня никто не стал бы искать специально, но, с другой стороны, такой путь по суше был длиннее, а морем путешествовать быстрее. Да и ехать на запад до границы пришлось бы опять-таки по ранайской территории вдоль Лланкеры — и как знать, не встретятся ли при этом патрули, посланные разгневанным тар Мйоктаном…

Отчим говорил с усмешкой: «Если не знаешь, как поступить, брось монетку и поймешь, чего хочешь на самом деле». Именно так я и сделала. Мой кошель, к счастью, остался при мне. Я извлекла серебряный полуйонк, подкинула его ногтем в воздух, поймала, разжала кулак и, глядя на ладонь, со смехом вспомнила, что так и не загадала, какая сторона что означает. Сунув монету обратно в кошель, я оседлала Йарре и поскакала дальше на север, в глубь Лланкерской провинции.

Каарв теперь для меня отпадал — очевидно, что туда бы мои враги добрались в первую очередь. Я ехала весь день, лишь пару раз делая короткие остановки в чистом поле, чтобы дать отдохнуть тйорлу, и наконец уже в темноте добралась до какой-то деревушки. В двух домах хозяева наотрез отказались пускать в дом явившуюся после захода солнца незнакомку (хм, воображаю, что было бы, если бы эти суеверные тупицы увидели меня без плаща). В третьем после уговоров все-таки пустили, содрав целый полуйонк за небогатый ужин и ночлег в сенях на лавке, наскоро покрытой тощей грязной периной. Впрочем, последнее меня вполне устроило — спать было, конечно, жестко, зато в полумраке сеней хозяева вряд ли могли меня как следует разглядеть. Уехала я тоже в сумраке, когда пасмурное небо едва начало сереть.

Ближе к вечеру я добралась до города под названием Файетн, где наконец купила седло и сбрую, а также новый плащ. Продавец в лавке все не мог понять, почему я не желаю его примерить, но ведь для этого мне пришлось бы снять мой старый в его присутствии; потом я наскоро переоделась в какой-то подворотне и продала рваный плащ старьевщику. Там же заглянула я и в лавку оружейника, где пополнила запас своих метательных ножей, он тоже удивлялся, зачем они девчонке, но, глядя, как я со знанием дела взвешиваю их в руке и прищуриваюсь, перестал приставать с глупыми вопросами. Сразу же после этого я покинула город, не рискнув задерживаться на ночь; добраться до другого жилья мы с Йарре уже не успели, так что пришлось разжечь костер и ночевать в каком-то леске под открытым небом — удовольствие ниже среднего, доложу я вам, и к утру, несмотря на костер и теплый мех плаща, мои зубы стучали не хуже военного барабана.

Инстинкт заставлял меня держаться подальше от крупных городов, останавливаясь в маленьких, лежащих в стороне от большой дороги селениях, и лишь несколько дней спустя я поняла, насколько это глупо.

Если на меня и впрямь уже шла охота, то именно в большом городе мне было бы проще всего затеряться в толпе, а во всяких глухих углах каждый путник на виду и привлекает внимание. Поэтому следующий город я не стала огибать стороной и въехала прямо в ворота — хотя я покривила бы душой, если бы сказала, что въехала без опаски. Двое стражников стояли во въездной арке, опершись на алебарды и скользя по проезжающим привычно-равнодушным взглядом, но мне казалось, что они смотрят прямо на меня. Я так старательно избегала встречаться с ними глазами, что это, пожалуй, и впрямь могло бы вызвать подозрение. Однако никто не проявил интереса к моей персоне, и я беспрепятственно въехала в город.

Проезжая по улице, я увидела вывеску цирюльни и решила остричься накоротко. Вообще-то мне идет длинная прическа, с ней не так заметна моя «сутулость». Но, во-первых, стрижка помогла бы мне изменить внешность, а во-вторых, я помнила, какую дурную службу сослужили мне длинные волосы, когда я пыталась убежать от толпы. Цирюльник, скучавший в отсутствие клиентов (зимой ранайцы стригутся реже, чем летом), радостно поприветствовал меня. Подобно многим аньйо его профессии, он был словоохотлив; выслушав мое пожелание, он принялся цокать языком и сокрушаться, что такая милая барышня хочет отрезать такие красивые волосы, предлагая взамен всякие мудреные прически, пока я не оборвала его. Он обиженно поджал губы и молча принялся за работу, но минуту спустя язык его снова развязался.