— Сектор Тиллинга? — Охранник выглядел удивленным, но кивнул. — Хорошо, давайте сделаем так.

На лице женщины появилась странная улыбка, что немного удивило меня. Она включила экран с большим объемом мелкого текста.

— Подпиши здесь, — она ткнула пальцем в линию под текстом. — Это твой контракт, означающий согласие на работу. По прошествии десяти лет ты получаешь по данному контракту пять тысяч кредиток. Если захочешь выкупить контракт до его истечения, ты выплачиваешь нам эту сумму.

— Черта с два! Я не подпишу этот…

Охранник схватил со стола маркер и сунул мне:

— Или ты подписываешь, или я ломаю твою руку.

Я поставил свою подпись, состоящую лишь из одного знака — X. Женщина кивнула, однако тут же схватила мой большой палец и надавила им на сканирующее устройство. Я увидел его отпечаток в синих тонах на экране.

— Для подстраховки.

Она впечатала мои данные в устройство, напоминающее степлер, затем схватила мою руку и вложила ее в это устройство. Я пытался вырваться, но хватка у женщины была железная. Я ощутил жгучую острую боль, моя рука была изуродована, и к тому же я потерял нечто большее — свободу. Взамен я получил красную полосу на руке примерно в два пальца толщиной. Я прикоснулся к ней дрожащей рукой. Клеймо было твердое, еще сохраняло тепло и накрепко впечаталось в кожу моего запястья, что причиняло невыносимую боль. До сегодняшнего дня я ожидал увидеть на своей руке браслет с несколько иной базой данных.

— Благодарю за украшение.

— Он готов. Отправьте его в обработку.

И я прошел обработку. С меня сняли мою хорошую одежду и выдали изношенный грязный комбинезон, похоже, снятый с покойника. Меня спросили, не страдаю ли я слепотой, глухотой и вообще, жив ли я… Я ответил, что уже нет, но сотрудник задавал чисто риторические вопросы. Он послал меня за очередной порцией издевательств, прививок и унижений, пока я снова не попал в камеру, где на этот раз проблем со сном не возникало. На следующий день, а может, через два дня, меня отправили в терминал космического порта для погрузки на транспорт, несущий оглушенный и не способный к действию человеческий груз.

Мне никогда прежде не приходилось бывать в космическом порту, да и сейчас я его почти не увидел. Однако странное возбуждение овладело мной, когда я мельком успел разглядеть механические решетки, огромные силуэты пилонов, здания терминалов, порталы кранов и — самое главное — космические корабли. Я пытался сбросить с себя гнетущее ощущение беспросветного отчаяния и прочувствовать то, что открывалось передо мной: звездолеты, достигающие дальних миров, не прикованные к одному месту или даже к одной системе звезд, способные пересекать сотни и тысячи световых лет, от солнца к солнцу… Корабли, как поблескивающие диски с опознавательными знаками Транспорта Созвездия Центавра, ждущие где-то впереди, чтобы унести меня из тюрьмы Старого города, Куарро и Ардатеи в мир, во сто крат худший, чем что-либо, что я видел здесь!

На борту меня усадили в кресло и стянули взлетными ремнями. Казалось, прошли часы в ожидании, пока наконец корабль не ожил и не начал подъем. Я не знал, чего ожидать в следующее мгновение, когда мы стали взлетать. Может быть, это в какой-то мере помогло, потому что сопровождающие не утруждали себя попытками сделать наш полет легким. Мое тело напряглось, и я закричал, когда корабль вырвался из железных тисков притяжения, ворвавшись в ледяной вакуум, подчиняясь воле более сильной, чем законы вселенной. Я никогда не представлял себе, что значит покидать Ардатею, оставлять позади всю свою жизнь. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что было поздно что-либо изменить. И ничего не оставалось делать, как ждать.

Я понятия не имел, где находился сектор Тиллинга и что он собой представляет. Федеральное Транспортное Управление, подразделением которого является Департамент Контрактного Труда, с его помощью удовлетворяло потребность в неквалифицированной дешевой рабочей силе, которая использовалась во всех уголках Федерации. Когда корабль наконец прервал свой сверхсветовой прыжок, мы оказались даже не в какой-нибудь планетной колонии, а на орбитальной станции, вращающейся вокруг безжизненной мертвой планеты. Но, в общем-то, это было не важно. Главное — то, что произошло после моего прибытия в пункт назначения.

Целыми днями мне пришлось ожидать своей участи в серой грязной комнате вместе с остальными; они лежали вповалку, уставившись в потолок, потому что у них не оставалось ни надежды, ни даже сожаления. В иллюминатор заглядывало испуганное и злобное лицо планеты без названия, уставившееся на нас снизу. Сидя на полу у иллюминатора, я часами смотрел туда. Мое душевное состояние было таким же блеклым и безжизненным, как ее вид; я думал о красной полосе на запястье, и надежда была так же невозможна, как попытка спрятать мой новый знак отличия.

Наконец в дверях появился охранник, позвал меня и взглянул на мое клеймо.

— Отлично, клейменыш, — сказал он, — теперь наверх.

И он показал направление большим пальцем.

— Прямо сейчас? — Мой голос дрогнул.

Он хохотнул:

— А ты думал?

За дверью ожидал еще один ворон, у которого был более официальный вид.

— Ты Кот? — спросил он.

Я кивнул. Странно, что это им известно. Неужели они издеваются так над каждым, кто дал вербовщику бутылкой по голове?

— Прекрасно. У нас на тебя особая заявка, клейменыш.

Я прикоснулся к красному рубцу на руке, ощущая ползущих по шее насекомых и представляя желтую липкую жидкость, обрушивающуюся с дерева…

Охранник прокашлялся:

— Так ты водишь снегоходные машины?

— Что? — уставился я на него.

— У нас спецзаявка на водителя. Согласно нашим данным, ты для этого подходишь… (Кто-то заплатил ему за то, чтобы он спросил меня об этом. Я должен ответить «да».)

Я не разочаровал охранника:

— Всю жизнь только и делаю, что вожу снегоходы. Конечно, подхожу.

Он наверняка почувствовал, что ложь, словно брызги, слетает с моих мыслей, как вода сквозь решето. Но ему-то какое дело?

— Для тебя уже имеется разнарядка. — Он посмотрел на мой рубец с удивлением или даже замешательством: это явно не вязалось с планом. У меня перехватило дыхание. — Я вызову трансфер.

Почему-то мне стало легче дышать. Мы молча шли по коридору. Заявка на меня. Я ломал голову: у кого связи в ФТУ были настолько сильны, что он мог изменить их записи… Кто мог знать обо мне? Зибелинг — а что, если он передумал? Ну, Зибелингу такая головная боль ни к чему. Я попытался вкрасться в мысли официального представителя, но он понятия не имел, почему его послали за мной, он лишь следовал чьему-то распоряжению.

Человека, который нас ожидал, я видел впервые. Его звали Кильхода, и он работал в Федеральном Департаменте Шахт. Это мне ни о чем не говорило. Я посмотрел ему прямо в глаза, но не нашел там ни единого объяснения, как не нашел и в его мыслях, куда я заглянул. Кильхода, однако, существовал так же реально, как и рубец у меня на руке. Мне пришло в голову, что, возможно, все это чудовищная ошибка и что, может быть, существует еще один клейменый по кличке Кот. Надеюсь, они не отправили беднягу вместо меня на С-1396.