Пользуясь замешательством, возникшим в этот момент, старый вор подхватил крестьянина под руку и заставил спуститься вниз. Кто-то из людей хотел поблагодарить сэра Денерима за его слова, кто-то просто хотел прикоснуться к нему, но времени на это не было.

– Гребаный кретин! – со злостью в голосе шептал ему старик, пытаясь затеряться в толпе. – Ты же нас выдал. Нам дни осталось гулять на свободе, если не часы. Ты вообще головой думаешь?

Эрик молчал. В его взгляде не было ничего – ни гордости, ни сожаления. Он был таким же отрешенным, как всегда, будто ничего не произошло.

Вскоре они уже оказались на улице и быстро двинулись к площади Одинокой Башни. Томас оглянулся. Метрах в двухстах от них он заметил два красных пятна в толпе. Их преследовали. Томас хотел было разделиться… но так он поступил бы, работая на пару с профессионалом. С Эриком такой фокус не пройдет, а бросать парня смысла не было.

– За мной… – произнес он, кашлянув, и двинулся в сторону ближайшего переулка, – быстрее.

Вместе они ушли с улицы и двинулись меж домов. Томас помнил это место еще со времени своего последнего визита в город. В тот раз он убегал тем же маршрутом, подготовив его заранее. Так что сейчас они должны уйти от преследования без проблем…

– Проклятье! – воскликнул вор, увидев перед собой тупик. – Тут не должно было быть этой стены!

Но стена была, и была она высотой под четыре метра. Задняя стена недавно возведенного дома имела в себе лишь одну дверь, и та была заколочена досками крест-накрест.

За спиной лязгнула сталь. Томас обернулся и увидел двух красных наемников. Один сжимал в руках топор, а второй разминал костяшки пальцев. Они стояли широко, отрезая последнюю возможность бежать из глухого переулка.

– Г’осподин, это вы г’оворили в храме? – спросил один из них с акцентом вольных земель, обращаясь Эрику.

– Послушайте, мы не хотим неприятностей! – произнес Томас, продумывая на ходу варианты, как выбраться из этой передряги. – Мы можем вам заплатить.

Они, конечно, согласятся на деньги и, когда Томас подойдет к ним, чтобы отдать кошелек, попытаются его убить. Томас уже прятал в руке острое лезвие и был готов к такому развитию.

– Вот, возьмите. – Крестьянин бросил им мешочек, и один из наемников поймал тот в воздухе.

– Это что, ш’утка? – улыбнулся он, высыпая на брусчатку соль.

«Зачем он это сделал? Что происходит?» – лихорадочно соображал Томас.

– Нет, нет! Вот деньги! Возьмите! – Вор запаниковал и дернулся вперед.

В ту же секунду невооруженный наемник развернулся на месте и со всей силы ударил его ногой в грудь. Что-то хрустнуло у старика в спине, и дикая боль накрыла все его естество. Он рухнул на брусчатку в нескольких метрах от нападавшего.

Из раскрывшейся сумки посыпались его инструменты – тонкие блестящие щупы, пинцеты, сверла. Они бились о камни со звоном, подскакивали, переворачивались и вновь звенели. Их полированная поверхность блестела на солнце. Время будто замедлилось.

Жалкий старик и его игрушки лежали на земле. Наемники прошли мимо него, прижимая отступающего крестьянина к предательской стене. Их спины были открыты для удара, но Томас не мог встать. Проклятые кости, проклятая слабость, проклятый возраст…

Мужчина с топором поигрывал своим оружием в руках, готовый в любой момент занести его для смертельного удара.

И тогда Томас услышал голос Эрика. Он слышал, но не мог разобрать слов. Быть может, это в его ушах все еще звенело от боли, а может… нет, точно… парень говорил на чужом языке, столь диком и странном, что от одного его звука все внутри сотрясалось дрожью. И дрожь эта была куда сильнее самой жгучей боли.

От этих тихих слов соль, просыпанная наемником, вдруг пришла в движение, поднялась в воздух искрящимся вихрем и образовала плотную, почти непроглядную фигуру. Соляной человек бесшумно двинулся вперед, хотя ног у него не было. Зато были руки – два огромных потока белых и синих крупиц. Достигнув наемников, соль подхватила одного за ногу, а второго ударила по голове наотмашь. Облако бело-синих искр вдруг вспыхнуло ярким светом и тут же исчезло.

Двое наемников в красном валялись на земле. Перешагнув через них, Эрик подошел к Томасу, склонился над ним и протянул руку.

Старик посмотрел на парня без всякого доверия.

– Соль, значит, для защиты, да? – спросил он.

– Да, – ответил тот, – и я умею пользоваться ею.

Томас позволил помочь себе встать.

Сэм

Весь день Сэм провел на крыше какой-то халупы в Змеином переулке, лежа на дареном плаще. Место для отдыха он выбрал не случайно. Возвышающееся рядом здание борделя прикрывало его от ненужных взглядов патрульных со стены Старого города, но не от солнца. Теплые лучи согревали измученное тело и напитывали его силами. Вместо шрамов на местах ранений образовалась грубая кора. Несколько сбитых ногтей слезли, но на их местах уже появилось что-то наподобие коротких и острых когтей. Какое-то внутреннее ощущение не давало юноше запаниковать при виде этих изменений. Что-то в его душе знало, что это нормально, и садовник постепенно засыпал.

Провалявшись в полудреме какое-то время, он вдруг осознал, что не испытывает чувства голода, лишь жажду. Желание напиться чистой воды было в нем сильно, но не настолько, чтобы раньше времени покинуть укрытие. Сэм решил подождать наступления ночи – тогда, под ее покровом, он замышлял пробраться домой.

Сэм не знал, что ему делать. Искать чьей-то помощи или бежать из города? Выжидать нужный момент или вновь попытаться освободить Катрин? Он гадал, сможет ли найти этого Лэнгли и согласится ли тот ему помогать.

Но в первую очередь он хотел добраться домой. Парень понимал, что там его могут ждать, но ему нужна была одежда, оружие и деньги. Да и, кроме того, Сэм хотел еще хотя бы разок повидаться с дедом.

Когда наконец стемнело, он осторожно спустился с крыши и, накинув капюшон на лицо, двинулся в сторону торгового причала. Плащ его вчерашней спасительницы изнутри пах вовсе не духами, а сталью и ржавчиной, будто в него заворачивали и так хранили садовый инвентарь. Вскоре он проскочил Складскую улицу, не столь оживленную ночью, и оказался у того самого здания, крышу которого проломил утром. Спустя какие-то минуты он был уже на пристани, как ему казалось, никем не замеченный.

Сэм спрятался ближе к одной из лодок, стянул с себя плащ и завязал его тугим узлом. Прижав этот сверток к себе и набрав побольше воздуха, он нырнул в темные воды озера.

Вода была мутной, грязной и отвратительной от бесконечных стоков из городской канализации. Сквозь плотную завесу грязи в ней не было видно практически ничего, но Сэм двигался, повинуясь своим инстинктам, примерно представляя, в какую сторону ему нужно плыть. Эта вода была ядовита для него, и как бы юноше ни хотелось впустить ее в свое тело, как бы сильно его ни мучила жажда – он не поддавался.