– Так тогда в дом пойдем, поговорим! Прикрою только…

Жил Федор в доме неподалеку. Сруб шесть на шесть, печка да кошка необразованная.

– А матушка где? – спросил Влад, перекрестившись на образа, не столько по привычке, сколько из вежливости.

– В соседней деревне у сестры гостит. К вечеру будет. Сейчас чайку сообразим. Замерз поди? Хотя что я, теплеет уже. Днем до семи-восьми обещали. Врут, конечно, но все одно – весна.

– Ну, чайку так чайку… Хотя я только что пил…

Федор гремел посудой и шелестел пакетами.

– Чай – не для еды, Володя. Чай – сам понимаешь… Для настроя. Для беседы.

Влад сидел на стуле и стучал пальцами по столу. Только это он думал, что стучал пальцами. На самом деле – уже почти кулаком. Федор посмотрел на его руку, потом на его лицо и покачал головой. Нервы. Поставил чайник, подошел и придавил ладонью руку к столу:

– Ну-ну Ты, по-моему, не спал. И глаза усталые…

– Хочешь об этом поговорить? – устало улыбнулся Влад. – Психолог ты наш доморощенный.

– Служба такая… А по-моему, это ты хочешь поговорить!

– Мне жить, Федя, осталось… в общем, полдня, – сказал Гиреев, покачав головой.

– Ты очень не похож на умирающего. Вообще, с таким лицом даже неуместно об этом говорить…

– А что лицо? – ухмыльнулся Влад.

– Никаких смертельных заболеваний на нем не отражается. Я бы сказал – поросят разбивать в самый раз, – засмеялся Федор, быстро накрывая на стол.

– Угу. Это можно… Слушай, сядь, не мельтеши, батюшка!

– Да все уже… – Федор поставил на стол чайник и сел.

– В общем… Вчера вечером у меня украли сына. Колю. И я очень легко его могу спасти.

Элементарно. Если я убью себя, он его отпустит. В противном случае он убьет его. Как видишь, очень просто. Проще некуда…

Федор машинально погладил бороду. Подумал. Взял чайник, налил гостю, себе, придвинул вазочку с чем-то мелким и спросил:

– А скажи-ка мне лучше, что ты такого натворил, дорогой мой?

– Ничего такого сверхъестественного. Обычный бизнес. Ты же знаешь, в нем без обид не обходится. Конфликт, он всегда будет, если ты что-нибудь делаешь. Вот когда не делаешь ни хрена – вот тогда и нет конфликта…

– Ты не лукавь, лучше вспомни. Подумай, кто мог. Кому зло сделал, пусть и нечаянно. А не найдешь в бизнесе – ищи в жизни. Не сегодня, так вчера, не вчера, так десять лет назад. Двадцать. Без причины таких вещей не бывает, Володя…

– Бывает… Вон, посмотри телевизор…

– Не имею… – махнул рукой Федор.

– А ты заимей. И глянь сводку какую-нибудь криминальную. Внимательно просмотри. Где там логика? Шли двое, убили третьего. Один бежал, другой его переехал. Девочек изнасилованных да задушенных по лесополосам знаешь сколько? А детей в мусорных ящиках? А вчера один домой возвращался да на грабителей наткнулся. Не его грабили, нет. Просто рядом был. А те перестарались, жертву придушили насмерть. Ну и его – за компанию. Свидетель. Скажешь, виноват был? А прошлой зимой в частном секторе семью людоедов арестовали, помнишь? Они вообще на улицу выходили, как в холодильник залезали. Вышел, выбрал помягче, да и по голове. Старых не брали – третий сорт. Ну что, виноваты мертвенькие были – да, по-твоему? В пьяных драках – понятно. Там все правые, кто выжил. А дети? Тоже, что ли, виноваты?

– Ты, Володя, сейчас мерками одной жизни меряешь. А человек через много поколений идет. Путается. Заблуждается. Поступки неправильные делает. О судьбе своей не думает, а уж о судьбе сына, внука, правнука – и подавно. Того не ведает, что пройдет время, а ответ держать придется. Справедливость – не закон… правил строгих не имеет, кроме одного – Бог все видит. И всем воздает по делам их…

– А что ж Он… – повысил голос Влад, – что ж Он сразу не пресекает! Неужели Коля виноват?

– Нет, Коля не виноват! – поднял руку Федор. – Не виноват. А вот ты – возможно. Или отец твой, или дед…

– Их уже нет…

– Их нет, а дела их остались. Дела – они навечно. Посадил зерно – проросло, десяток зерен дало, те по десятку, уже сотня, а там, глядишь, и поле… А в поле – мы.

– Ладно, Федор, хватит… Скажи мне лучше, что делать? Как к другу пришел.

– А тут решать нечего, Володя. Здесь никаких подводных камней нет. Самоубийство – это грех. На семь поколений грех. Так зацепит, что никто рад не будет. Ни одна проблема в мире еще самоубийством не решалась. Кроме проблемы трусости, конечно.

– А Коля?

– На все воля Божия… Люди и не из таких передряг выпутывались.

– Как у вас все просто, долгогривых, твою мать! – вскочил Влад.

– А ты не кричи на меня! Ты за советом пришел или свою правду слушать? Ты же, вижу, уже решил все, так что ж ты ко мне приехал? Чтобы я тебе грехи отпустил? Я не страховая компания! – твердо произнес Федор.

Влад подошел к окну и посмотрел на улицу. Помолчал. Прижался лбом ко стеклу и закрыл глаза.

– Я-то решил, Федор, – тихо сказал он, – только, считай, нету меня больше семьи. Наталья мне никогда не простит. Я спать хочу. Никогда так не хотел спать. И не могу. Каждая секунда как молоток. Ночью полежал в машине минут пятнадцать – только и смог, что глаза прикрыть. Нервы. Не хочу я чаю твоего, Федор. Я домой хочу. Чтобы было позавчера, чтобы тихо было, чтобы камин светился…

– Прошлого, сам понимаешь, уже не будет… – сказал Федор. – А будущее в твоих руках. Возвращайся, делай все, что можешь. Думай, хорошо думай. Не бывает, чтобы совсем без выхода. Слышишь?

– Да слышу, – обернулся Влад, – еще несколько часов. Слушай, Федор, ну а если не получится ничего, если все же не будет выхода… Необязательно же самому… Ну, сколько в мире случайностей происходит, в конце концов! Вон на днях пенсионера сосулькой пригвоздило – подышать старый хрен вышел во двор. На дорогах вон что творится. Могу же я с управлением не справиться?

– Я не понял, ты себя, что ли, уговариваешь? – спросил Федор. – Или с Богом решил поиграть? Сама мысль о самоубийстве уже грех. Кого ты обмануть решил?

– Ну да… – протянул Гиреев. – Действительно… Если я его поймаю… – совершенно без эмоций добавил он, – лично застрелю… Нет, на свалку отвезу и там сожгу… Не знаю почему, но мне кажется, в этом случае Бог против не будет.

– Будет, – убежденно возразил Федор. – Убийство – тоже грех.

– Отмолю, время будет, – твердо сказал Влад и добавил: – На всякий случай – прощай, отец Федор. Может, и не увидимся…

Насте я приказал больше не задерживаться и уходить. Ни к чему лишние свидетели. Посидел в кресле, покачался и пошел вниз, к Коле. Он уже проснулся, сидел на кровати, грустно сопел носом и качал ногами. Когда я открыл тяжелую бронированную дверь бункера, он глянул на меня и почему-то улыбнулся. Впрочем, понятно. Хоть я ему и тюремщик, но ближе сейчас никого нет. А может, и не будет.