Я с замиранием сердца почувствовал, как асфальт под ногами мелко задрожал.

— Что-то едет, — сказал Борис, отволакивая свой рюкзак к краю трассы. Сплюнул с губы сигарету и достал из-за пояса топор. — Надо попробовать. Если остановим…

— Да ты рехнулся! — крикнул я, уставившись на него.

— Нам нужен транспорт, — жестко отрезал брат. — И там, — он указал топором в сторону автобуса, который загораживал обзор, — то, что на ходу. Возможно, единственное в своем роде.

— Уйди с дороги, Борис! — гаркнул я, хватая за руку подбежавшую Ольгу и оттаскивая их с девчонкой на обочину. — Слышишь!

В потемневшем небе сверкнуло, подсветив на мгновение дерзкий профиль брата.

— Подстрахуешь, если что, — хрипло велел он, пряча руку с топором за спину. — Хрен знает, сколько их там.

— Борис!

Крик потонул в надвигающимся лязге и рухнувшем сверху раскате грома.

Так не шумят обычные машины! И даже тракторы так не шумят! Это похоже на…

Внедорожник, за который Ольга водила девчонку пописать, вздрогнул, словно живой, и со скрежетом пополз вперед, скребя по асфальту давным-давно спущенными колесами.

Чувствуя, как слабеют колени, я шагнул назад. Рефлекторно прикрыл собой отступающую Ольгу и пронзительно завизжавшую девчонку. Жест получился больше глупым, чем благородным.

Внедорожник продвинулся еще на несколько метров и замер. Из-за него на свободное пространство вывернула огромная гусеничная самоходка.

Борис стоял с заведенным за спину топором, тупо глядя, как на него надвигается стальная махина. Лязг, мутные отсветы на выкрашенной в защитный цвет броне, вонь черного солярочного выхлопа — все это слилось в нечто опасное и громкое, в механического монстра, о существовании которых природа успела основательно подзабыть за треть века…

Я схватил Бориса за ремень и одним чудовищным рывком сдернул с пути самоходки. Брат выронил топор, по инерции сделал несколько шагов, остановился, ошалело глядя на автоматически повернувшееся на крыше броневика дуло пулемета.

В лицо дохнуло раскаленной копотью. Я зажмурился, фыркнул. Лязг и густое ворчание дизеля стали постепенно отдаляться.

Сердце бешено ухало, отзываясь эхом в висках, поджилки тряслись, в носу щипало от гари, а пальцы все еще судорожно сжимали ремень брата.

Борис помотал головой, и его взгляд стал осмысленным. Он отбросил мою руку, поднял топор и посмотрел вслед уезжающей самоходке. Потом медленно обернулся. Сказал одними губами:

— Спасибо, брат.

— Еще заходи, — вернул я его любимую присказку.

Хотелось много чего сказать, от души выматериться, наорать на этого идиота. Хотелось врезать ему по наглой, самоуверенной морде, а потом развернуться и уйти.

— Пошел ты, — процедил я сквозь зубы, сдержав ярость. — Брат.

— Не топчи клумбы, — моментально ощерился Борис. — Я бы и сам успел отпрыгнуть. А ты обгадился, да?

— Знаешь что… — Я почувствовал, что терпение лопается. Еще одна подначка с его стороны и действительно двину этому уроду в челюсть. С какой-то животной ненавистью произнес, глядя Борису в глаза: — С меня мамы хватит. Твои кишки соскребать с гусениц — желания нет.

— Заметил? Пулемет автоматический, — быстро меняя тему, сказал он. — И задраено все наглухо.

Я взял себя в руки, гася эмоции, и уже спокойнее уточнил:

— Хочешь сказать, беспилотная?

— Да не, — подхватывая рюкзак, ответил Борис. — Герметичная. Это ж не боевая хреновина, а разведывательная. Пулемет так, для острастки. Мы в армии такие изучали, только подревней.

— Войска химической защиты?

— Они, химики. А ты думал, откуда такая новехонькая единица, да еще и на ходу! На консервации стояла. У вояк такой техники полно. Масла залил, сальники поменял, заправил и поехал.

— Значит, военное положение ввели, — предположил я.

— Фиг знает. Наверное, — пожал плечами Борис. — Машина радиационной, химической и биологической разведки. В расчетное место приедет, замеры сделает, радиосигнал подаст. А там уж могут и посерьезней чего подтянуть… — Он помолчал. Потом провел ладонью по лицу, оставляя на скуле пыльный развод, и тихо добавил: — Я и впрямь очканул.

Сверкнула молния, почти сразу пророкотал гром. Тучи подобрались уже совсем близко.

Ольга за все время, пока мы с братом разговаривали, не произнесла ни слова. Просто стояла на обочине, по колено в траве, и прижимала к себе перепуганную дочь. Из-под банданы выбилась прядь волос, щеки раскраснелись, грудь под комбинезоном вздымалась от частого дыхания. Растрепанная и посерьезневшая, она в этот момент даже показалась мне по-своему красивой.

И, судя по всему, не одному мне.

Я перехватил оценивающий взгляд Бориса и с ужасом понял: брат вовсе не отказался от своего плана, на что я втайне рассчитывал. Только что ведь едва под гусеницы не угодил, и хоть бы хны. Все примеривается, как под юбку залезть.

— Надо разбить лагерь, — сказал я, чтобы хоть как-то отвлечь этого кобеля. — В палатке все не уместимся, но есть тент. Растянем и переждем дождь. Поможешь?

— Помогу, — нехотя отклеивая взгляд от напряженной Ольги, произнес брат. — А дамы пока пожрать соорудят. Правда, дамы? А то костер долго разводить.

Ольга, ни на шаг не отпуская от себя дочь, стала вытаскивать из рюкзака пакеты с провизией. Глухо звякнула тушенка, аппетитно зашуршали полиэтиленовые брикеты с галетами и вермишелью. Я вдруг понял, как сильно проголодался и устал. С самой ночи — на нервах, не замечал, что организм работает на пределе возможностей, а теперь накатило…

Поставить на обочине палатку и кое-как растянуть на складных кольях тент мы успели ровно за минуту до того, как обрушился ливень.

Гроза налетела мощно, но прошла быстро. Молнии сверкнули цепочкой одна за другой, отпечатав в тучах свои яркие прожилки, громовые раскаты волнами проутюжили землю, порывы холодного ветра попытались снести наш хлопающий навес, но безрезультатно: закрепили мы его на совесть. Стихия угомонилась. Первый шквал прошел, оставив после себя в воздухе сизую пелену. Шум ливня стих, обернулся шепотом мелкого дождя.

Некоторое время мы сидели на рюкзаках и смотрели, как по шоссе растекаются мутные ручейки.

— Следы смыло, — нарушил молчание Борис. — Теперь не угадаешь, куда разведмашина ушла.

— Зачем тебе? — спросил я, хрустнув галетой.

— Ну-у, — он неопределенно покачал головой, — всегда полезно знать, что интересует вояк. Где вояки, там власть. А где власть, там нормальные условия для жизни.

— Нет больше никакой власти, — хмуро возразил я.

— Сейчас нет, завтра будет, — резонно заметил Борис. Отставил ополовиненную банку тушенки и повернулся к Ольге. Подмигнул. — Не забудьте оплатить проезд.