Софи уснула под утро с блаженной улыбкой на губах, думая о том, что после пережитого счастья ей не страшны никакие невзгоды.

Я люблю его, приглушенно звенело в ее затуманивающемся сознании. Люблю до безумия…

К Неделе высокой моды в Милане Кетлин готовилась самым основательным образом. Преимущественно морально. В остававшиеся до поездки несколько дней даже не выходила из дома по вечерам — настолько серьезно обдумывала, правильно ли собирается поступить. В голове теснились тревожные, противоречащие друг другу мысли, каждую из которых она обмозговывала снова и снова.

Рядом с лютой ненавистью в ее душе жил страх.

А если Вассон или сама Софи догадается, что кто-то «помогает» ей становиться вялой и безразличной? — думала Кетлин, замирая от ужаса. Если решат провести расследование и наличие клодизона в остатках воды в стакане или в крови Софи обнаружится? Если кто-то случайно заметит, как я подсыпаю ей порошок, что тогда? Меня упекут в тюрьму, а эти голубки беспрепятственно продолжат миловаться. Здорово получится! Ничего не скажешь!

Кетлин уже начинала сомневаться, стоит ли доводить месть до конца, подумывала, а не переключить ли внимание на какого-нибудь другого известного модельера. Но, в который раз перебрав в памяти всех, кто смог бы стать ее новым предметом обожания, понимала, что лучшей кандидатуры, чем Филип Вассон, ей не найти.

Да ни о чем они не догадаются, принималась тогда она убеждать себя. Я дважды проворачивала этот трюк и все еще гуляю на свободе, а о тюрьме даже не помышляю. Нет надобности. Я должна сбросить эту гадину с пьедестала, на который ее возвел Вассон. Должна доказать, что это мое место. Я так давно к этому иду, так искренне мечтаю о Филипе!..

Ее обуревала жалость к себе, а злоба на Софи удесятерялась.

— Справедливость восторжествует, — шептала Кетлин, стискивая зубы. — Я приложу к этому все усилия. Даже на риск пойду, не остановлюсь ни перед чем!

В день показа в Милане Вассон волновался настолько сильно, будто был не всемирно известным модельером, а новичком. Сегодня им с Софи предстояло доказать безжалостным судьям, не замедлившим поставить под сомнение талант обоих, что они не разучились блистать.

Теперь, после той волшебной ночи, Софи была для него не только подающей большие надежды моделью, не просто обожаемой женщиной, а созданием, без которого его жизнь теряла смысл. Он твердо знал, что не разлюбит ее, даже если она вообще откажется выходить сегодня на подиум, и все-таки верил в их совместный успех.

Филипу доставляло удовольствие думать, что именно Софи на протяжении долгих последующих лет будет опять и опять вдохновлять его на создание непревзойденных творений, а потом представлять их миру так, как умеет она одна. Он мечтал о жизни вдвоем, в которой личное удивительным образом переплетается с творчеством, от которой ни он, ни она никогда не устанут.

Они подготовились к этому показу в высшей степени ответственно. На многочисленных репетициях Софи без сомнений затмевала своим мастерством всех остальных манекенщиц. И, наблюдая за ней, Филип все сильнее убеждался, что зря усомнился в ее способностях.

Тем не менее сегодня утром он проснулся, объятый тревогой. Со смутным предчувствием беды.

Ему хотелось убедить себя в том, что волноваться глупо, что Софи превосходно справится с порученным заданием, что следует выбросить из головы мрачные мысли. Но на душе с приближением назначенного для показа времени становилось все тревожнее.

Филип успокоился, лишь когда увидел готовящуюся к выходу на подиум Софи — сосредоточенно спокойную, несколько отрешенную, но не выражающую ни взглядом, ни жестами и капли неуверенности в себе. Она невозмутимо сидела перед зеркалом, у которого Тедди заплетал ее волосы в косички, и лишь изредка подносила ко рту стакан с водой, в котором позвякивали кубики льда.

Все будет в порядке, подумал Филип, расслабляясь. Она меня не подведет.

Софи удалось заставить себя напрочь забыть о былых неудачах и сконцентрироваться только на предстоящей работе. Все утро она пребывала в приятной расслабленности, а за два часа до начала шоу, когда визажист приступил к нанесению на ее лицо макияжа, принялась внутренне готовиться к необходимому перевоплощению.

Шутки и смех окружающих, привычные шум и суета опять отошли для нее на задний план. Даже взволнованный Филип ни на минуту не переключил на себя ее внимания. Как настоящий профессионал и человек, обожающий свое дело, она готовилась всецело отдаться предстоящему действу.

На нее надели первое платье — в стиле секси, с глубоким разрезом на длинной, обтягивающей бедра юбке — и, горделиво приподняв подбородок, она зашагала к выходу на подиум. Еще минут пять назад ее начала мучить та же сухость во рту, в глазах чуть потемнело, а голова немного закружилась, но, решительно настроенная на успех, она старалась не придавать этому значения.

Ей надлежало дойти до середины подиума, приостановиться, посмотреть направо и налево, продолжить путь, приблизиться к краю, окинуть зрителей преисполненным чувства собственного достоинства взглядом, а потом неожиданно рассмеяться и уйти.

Достигнув середины подиума, Софи с ужасом ощутила, что вот-вот пошатнется, и останавливаться побоялась. Как можно незаметнее для смотрящих на нее из зала людей, желая во что бы то ни стало прийти в чувство, она глубоко вдохнула и выдохнула. Дойдя до края подиума, изо всех сил борясь с наваливающейся на нее слабостью, приостановилась, окинула публику величественным взглядом… но рассмеяться не смогла.

Смех как будто не хотел слетать с ее сделавшихся вдруг устрашающе непослушными губ, как будто застрял где-то в горле. Промешкав несколько мгновений, Софи лишь натянуто улыбнулась и медленнее обычного пошла назад.

— Софи! Что? Опять?! — закричал, встречая ее, Вассон. — Не убивай меня! Скажи же хоть что-нибудь!

Голову Софи наполнял туман. А в душе шла страшная борьба.

Нет, твердила себе она, почти не слыша Филипа, не видя обеспокоенного лица Джейн, испуганных глаз Айрин, готовящейся к выходу. Нет, я не имею права опять подвести его. Надо что-то придумать, справиться с этой чертовщиной…

— Софи! — прокричал Вассон где-то рядом с ее ухом. — Тебе опять плохо?

Она стиснула зубы, преисполнившись вдруг жгучей злости на себя, и собралась с остатками сил.

— Нет! — ответила Софи отрывисто и жестко. — Все в порядке. Я иду переодеваться!

Вторым ее нарядом был костюм из узких брюк и топа с открытой спиной и драпировкой спереди. Переодевшись, она подошла к открытому окну, жадно хватанула ртом воздуха, на мгновение закрыла глаза и прочла коротенькую молитву, которую в детстве много раз слышала от бабушки.

— Я должна, должна, — отказываясь верить в очередное поражение, еле слышно шептала она. — Я сделаю это. Ради него. Ради нас…

— Софи! — позвала Джейн.