черту, — отчетливо выговаривая слова, произнесла я, выдернула у него свой рукав, и повернулась, чтобы уйти.

— Ах ты, гадина! — в следующий миг Паша развернул меня, больно схватив за плечо. Встряхнул, так что с моей головы слетела шапка. Затем отступил, размахнулся, и в мое лицо полетел его огромный кулак.

Словно в замедленной съемке я смотрела, как он приближается и приближается к моему лицу, целясь куда-то в нос. Вот-вот долетит, и с хрустом вгонит его внутрь моей черепной коробки. Смотрела, и не могла пошевелиться, чтобы что-то с этим сделать.

Но когда собралась закрыть глаза, чтобы не видеть, как это произойдет, между мной и Пашиным кулаком выросла чья-то фигура. Послышалась ругань, звуки ударов, и еще ругань и удары.

Оцепенев, я стояла и смотрела, как дерутся двое мужчин: крупный, неповоротливый, беспорядочно машущий руками Паша, и быстрый, двигающийся легко и элегантно, словно танцор на танцполе, Марк Бахтин.

На мгновение я все-таки закрыла глаза, а когда снова распахнула, бывший муж, скорчившись, лежал на снегу, прижимал руки к животу и грязно ругался, перемежая слова всхлипами и стонами. Над ним склонился Марк и, зло выплевывая слова, проговорил:

— Еще раз приблизишься к моей женщине, зарою тебя, понял? Про Дашину долю забудь раз и навсегда. И вообще, про нее забудь, ушлепок. Пошел вон отсюда.

— Марк, откуда ты здесь взялся?

Задрав голову, я рассматривала его лицо. Он был без шапки, волосы взлохмачены, с разбитой губы сочилась кровь…

— Он ранил тебя, — сняв варежку, я коснулась кончиками пальцев уголка его рта. Провела по скуле, ощущая кожей колкость вечерней щетины. Какой же он красивый…

— Да-ашка. Моя Даша, — шепот у виска, согревающий стынущую на морозе кожу и стремительно размораживающий ледяную меня.

Знакомые руки подтянули меня к изумительно пахнущей кашемировой груди. Короткое касание горячего рта к уголку глаза и чуть слышное шипение — ему больно, у него сильно разбита губа.

Я обняла Марка, забираясь руками под распахнутые полы пальто, вдохнула его запах и облегченно закрыла глаза:

— Ты еще раз меня спас, Марк.

Глава 26

— Ш-ш-ш, Марк, потерпи немного, сейчас перестанет щипать, — я подула на рану на его губе, которую заливала зеленкой — больше никакого антисептика у меня не нашлось.

— Больно, — пожаловался этот маленький мальчик и заныл:

— Скорее жалей меня, Даша, а то мне очень плохо, — подхватил меня под попу и усадил на колени лицом к себе. — Да-ашка, поцелуй меня, а то я сейчас умру.

— Не поцелую, от таких ран не умирают, — мстительно отказалась я.

— Это другие не умирают, а я запросто могу — я ранен и уже почти при смерти, — пожаловался несчастный, зарываясь носом мне в шею, а руками полез под блузку, которую я не успела переодеть, так торопилась начать его лечить. — Мне нужна срочная интенсивная терапия. Спасай, Дашка.

— А что, Лерочкиной терапии тебе недостаточно? — ядовито зашипела я, чувствуя, как его руки переползли со спины, которую наглаживали, на ребра, живот. И наверх, обхватывая ладонями грудь поверх лифчика. Зубы прикусили кожу на шее, заставив меня задохнуться от мгновенно рванувшего по телу удовольствия.

— Какая еще Лерочка? — недоуменно спросили из моего декольте, не прекращая целовать шею и ключицы.

— Та, с которой ты из кафе ушел, — я попыталась оттолкнуть его. Нет уж, пока не ответит на все мои вопросы, никаких поцелуев. И вообще, он меня бросил! Полтора года носа не казал, а тут полез сразу...

— Я один ушел. А потом к тебе поехал, когда мне позвонил администратор кафе и сообщил, что дамы за столиком в центре зала покинули их заведение.

— Ты за мной следил! — возмутилась я, улыбаясь во весь рот.

— Угу, — он даже не отпирался. — Да-ашка, я соскучился по тебе. Ужасно.

— Марк, ты ранен, тебе нельзя делать резких движений, — пробормотала я, впившись пальцами в его плечи под тканью рубашки, и запрокидывая лицо, подставляясь шеей под его прикосновения. — Надо посмотреть, нет ли еще где-то ссадин и обработать их.

— Согласен, на все согласен, моя Даша. Поможешь мне раздеться? Только сначала я тебя…

Нетерпеливые руки пробрались под лифчик, оттянули его вверх, обхватили грудь и сжали, заставив меня резко, со стоном выдохнуть и выгнуться.

Ну что же я за слабачка такая, ведь должна просто залить ему губу зеленкой и выставить за дверь! А вместо этого растекаюсь от его близости...

Собрав всю волю в кулак и стараясь не думать о беззастенчиво лапающих меня руках, злобно зарычала:

— Марк, что ты делаешь? Мы с тобой расстались, и я…

— Много разговариваешь, Даша. Хочу тебя, не могу больше, — Марк рванул края моей блузки в стороны и впился губами в очутившийся прямо перед его ртом сосок.

Одним движением поднялся со стула и, подхватив меня под попу, пошел из кухни:

— Спальня. Дашка, где спальня? — дыхание в шею и обжигающий поцелуй в подбородок.

От этого шепота, от его дыхания все мои предохранители сгорели буквально в один миг. Все стены, что я вокруг себя строила рухнули и превратились в вату. Только он и остался, этот шепот, и моя жгучая, сладкая радость, что он здесь, со мной, Снова мой, пусть только на сегодня, но мой...

Рассмеялась, запрокинув голову - я помню, что ты поклонник спальни и удобной кровати, Марк, - и зашептала ему в губы, стараясь не касаться разбитой стороны:

— Направо, первая дверь.

Не было этих месяцев без него, совсем не было... Все было как тогда, когда он любил и ласкал меня так, словно от моего удовольствия зависела его собственная жизнь.

Когда проводил горячими пальцами по ключицам, стекал на ребра и обводил мой дрожащий от нетерпения живот. Цеплял губами соски. Выцеловывал каждый миллиметр груди так, что я начинала ругаться сорванным от стонов голосом. Требовала прекратить издеваться над моей психикой и уже начать… не помню, что именно, но, наконец, начать...

Как тогда, когда он тискал мои бока, целовал живот и кусал бедро над коленкой, оказавшееся моей мегаэрогенной зоной. Поднимался поцелуями выше, добираясь до тех мест, от прикосновения к которым меня выгибало и трясло, а дрожащие бедра сами раздвигались, приглашая и требуя его себе.

И я тоже целовала его как ненормальная. Отчаянно, до боли, оставляя на коже