Беги, Хик-Хик, беги! Не останавливайся!

– Хик-Хик, Хик-Хик! – стрекотали чудовища, бежавшие рядом, за спиной, слева и справа. И вся эта компания высвобождала споры. Целые облака серебристых, как чешуя сардины, спор освещала лес, точно тысячи крошечных лампочек. Новый удар кулака, и еще один, и еще – и наконец несчастный упал на землю без сил, рухнул навзничь, тяжело дыша.

Растянувшись на колючей траве, Хик-Хик посмотрел на небо. Ветер раскачивал верхушки деревьев. Бедняга до сих пор не заметил, что наступила ночь. Луна висела прямо над головой, круглая, как тарелка, а звезды жалобно мигали, будто сочувствуя ему. Хик-Хик безутешно плакал, закрыв лицо руками. Он обречен. Деваться ему некуда. Все равно правительство его уничтожит. Напрасно Майлис пыталась его предостеречь: зачем человеку вся Власть мира, если она влечет его к гибели?

Вокруг толпились фунгусы, множество фунгусов. Кривой смотрел на Хик-Хика; странные растительные черты его детского личика выражали глубокую печаль – таким грустным Хик-Хик его раньше не видел. Коротыш тоже стоял неподалеку, в полуоткрытой пасти виднелась хищная челюсть. Маленький фунгус был не столько сердит, сколько растерян: он чувствовал страх, смертельный ужас, который источал его хозяин. Однако ему не было дано понять причину этого безмерного ужаса, потому что Коротыш ничего не знал о мире людей. Наконец, расстроенный маленький монстр требовательно потянул Хик-Хика за руку сотней длиннющих пальцев. Он хотел, чтобы тот снова направлял их действия и отдавал приказы. Коротыш хныкал и настаивал на своем, дергая хозяина за руку с решимостью, необычной для фунгусов. И Хик-Хик подчинился: в темноте пиренейской ночи он встал на ноги, обнаженный, словно дикий и хмельной Адам, и посмотрел вокруг. Перед ним стояло множество фунгусов: каждый удар его кулака породил чудовище, и теперь их плотная масса распространяла сильнейший дух оживших лишайников. Но сейчас Хик-Хик чувствовал только холод и боль – синяки покрывали все его тело. А еще страшно хотелось спать. Наконец, понимая, что другого выхода нет, он не слишком решительно произнес:

– Отнесите меня домой.

Хик-Хик закрыл глаза, и множество рук-веток с холодными пальцами подняли его нагое тело. Минуту спустя по лесу двигалась нескончаемая мрачная процессия чудовищ, молчаливых и готовых служить хозяину. Они выполнили приказ и несли его домой.

То есть, ясное дело, в кауну.

В процессии приняли участие более пятисот фунгусов. И одна гусыня.

Людям нравится думать, что великие события – катастрофы или победы – некогда были предсказаны в легендах или пророчествах. Однако появление фунгусов зимой 1888 года случилось благодаря не предсказаниям, а тончайшим волокнам.

Много веков громадные грибы ждали своего часа на вершинах и в чащах Пиренеев. И не гигантские тулова представляли собой самую важную часть их существа, куда важнее были подземные невидимые глазу грибницы. И их продолжение – волокна.

Эта растительная нить тоньше волоса, но разорвать ее невозможно. Тверже алмаза и гибче, чем щупальце медузы. На протяжении столетий нить росла и росла, проникая все глубже и глубже в твердую почву Пиренейских гор. Пробивая скалы, она стремилась вниз, пока не достигла основания горы, и там замерла. Ибо на самом кончике нити дремал атом сознания, дожидаясь, когда его разбудят. Зимней ночью 1888 года голову Кривого пронзило не просто острие ножа, а нечто более важное, чем обычная сталь. То была любовь.

В ту ночь 1888 года Хик-Хик возвращался в свою пещеру пьяным. И влюбленным. А фунгусу, чтобы ожить, нужно было именно это: сильное чувство, которое бы передавалось по нити до самого нутра горы. Только острому переживанию было под силу добраться до кончика щупальца и разбудить атом, спавший в крошечной капсуле.

Потребовались столетия для создания каждого фунгуса. Однако природа не предусмотрела, что результат ее трудоемкой работы, такой точной и такой чудесной, может быть уничтожен за несколько минут с помощью современного изобретения: артиллерийских шрапнельных снарядов.

Когда в распоряжении Хик-Хика оказались пять сотен фунгусов и он превратился в самого могущественного человека в Пиренеях, его охватила болезненная апатия. Днем он всегда был пьян, а по ночам храпел, словно отрекся от Идеала и даже от самого себя. Частенько удалялся в пещеру в компании Кривого, первого своего фунгуса, и там изливал душу этому чудовищу – и только ему одному. Хик-Хик вглядывался в его единственный глаз, в его черты потерянного ребенка и с тоской вспоминал прежние времена, когда они были вдвоем:

– Как хорошо мы проводили время той зимой – ты и я, не правда ли, товарищ?

Подобно всем представителям рода человеческого, ему было свойственно идеализировать прошлое. Потом он задумался, отхлебнул вина из бутылки и снова отратился в Кривому, не скрывая своего беспокойства:

– Мне хотелось получить Власть только для того, чтобы человечество достигло Идеала, а я лишь навлек на себя преследования. А тут еще вы. Не могу же я спасаться от гражданской гвардии в окружении пятисот фунгусов. Что мне с вами делать?

Фунгусы действительно жили своей жизнью и вовсе не собирались вновь превращаться в обычные грибы. Вырвавшись из земли и обретя могучие тела, они возненавидели неподвижность и тяжко страдали от бездействия. Монстры не могли стоять смирно, они лезли в пещеру Хик-Хика, окружали его постель, его самого, прикасались к нему своими пальчиками с острыми крючками на концах и осыпали миллионами спор. Чудовища словно с нетерпением спрашивали: «Что нам делать, что делать?» Одно слово – фунгусы. Кончики их корней цеплялись за полы его черного пальто, за локти, за колени и даже за бороду. И требовали все настойчивее и настойчивее. Пока в конце концов не напали.

Через три дня после пробуждения грибного войска Хик-Хик понял, что чудовища представляют собой настоящую опасность: он зашел в лес, и его окружили пятьсот монстров. Внутри их плотного кольца ему оставалось только растерянно озираться по сторонам. Фунгусы громоздились друг на друга, возводя стены из собственных тел, словно их крабьи головы были кирпичами, а слизь – цементом. Они издавали звуки: резкий клекот и отчаянный рев сливались в разноголосый нестройный хор. Фунгусы требовали приказов, они желали, чтобы он осуществлял свою Власть над ними. Хик-Хик струсил. Воображение у него отсутствовало, и он отдал первое распоряжение, которое пришло в голову, просто чтобы они отстали:

– Идите в пещеру и долбите заднюю стену.

И фунгусы подчинились, не попрекнув его тем, что в прошлый раз он отдал такой же приказ, намереваясь сжечь их живьем.

Пятьсот монстров бросились в крошечную пещеру. Уместиться внутри они не могли, но очень скоро расширили старую кауну Хик-Хика, эту крошечную келью у подножия безымянной горы. Фунгусы пробили стену своими острыми когтями, твердыми, как сталь, и принялись извлекать куски горной породы. Сперва возникли темные коридоры, потом лестницы и площадки, одна над другой – все выше и выше. Пятьсот фунгусов работали день и ночь, и сооружение с каждым днем становилось все более вычурным и безумным. Наклонные пандусы, пустые резервуары, узкие проходы, заводящие в тупик. Извилистые туннели, усеченные колонны, сады, единственными растениями в которых были эти существа, не останавливавшиеся ни на минуту.